После нашего разрыва (ЛП)

И вот она здесь, запертая в доме с Заком, в состоянии постоянного смятения. С момента, когда она нашла его снова, Вайолет была чрезмерно, болезненно сверхвнимательна к себе и ему. Она боролась, сражалась и плакала, ее чувства обострились, ее тело постоянно покалывало, ее мозг гудел от идей, продуктивности и надежды.

Боже. Надежда.

Она была там, внутри. В порывах счастья, когда он обнимал ее, когда прикасался к ней, двигался внутри нее, девушка чувствовала ее. В том, как она чувствовала себя, когда смотрела на него, на всего его — пирсинги и безвкусные татуировки, которые она полюбила за их резкую красоту и душераздирающий смысл. Это было в том, как она задыхалась, когда его глаза скользили по ее телу, раздевая ее. Надежда вспыхнула, когда он сказал, что не причинит ей вреда, не отпустит ее или всегда будет любить. Вчера утром, когда она думала, что Зак ушел, ее сердце разорвалось наполовину, и снова срослось, когда он вернулся. Надежда, потому что после долгой, холодной, стерильной девятилетней зимы, Зак заставил ее чувствовать себя грязной, горячей и живой. Надежда, потому что даже после того, как Вайолет так сильно страдала в Йеле, Зак каким-то образом смог пробудить в ней любовь, такую большую и такую непонятную, что она испугалась до такой степени, что убежала. Потому что она могла или убежать, или сдаться, и она была близка к тому, чтобы уступить.

Она села, когда ей впервые с того мрачного воскресенья так много лет назад кое-что пришло в голову: не это ли чувствовал Зак в тот мрачный вечер в Йеле — страх капитуляции? Вайолет глубоко вздохнула, вспомнив, как его напряженные глаза смотрели на нее, а его неопытное, бледное, без татуировок тело смотрело на нее, прямо перед тем, как он вышел из комнаты. Вот она, зрелая двадцативосьмилетняя женщина, и чувства, которые она испытывала сейчас, заставляли ее задыхаться. Поэтому он и сбежал от нее? Потому что он не мог с ними справиться? Потому что они напугали его до такой степени, что Зак убежал? Ее сердце смягчилось, вспомнив панику в его блестящих глазах. Когда он закрыл свое подростковое сердце рукой.

Девушка встала, схватила расческу и затянула свои волосы обратно в хвост, но теперь они были такими волнистыми и дикими, что в этом не было никакого смысла. Вместо этого она встряхнула их, затем затянула назад, свободно заплетая, и позволяя прядям свисать вокруг ее лица. Вайолет глубоко вздохнула, глядя на себя в зеркало.

Независимо от ее чувств к нему, сказать ему, что она все еще любила его, было совсем другой историей. За все годы, проведенные с Шепом, Вайолет ни разу — ни разу — не произнесла этих слов. В последний раз она говорила «Я люблю тебя» — в последний раз эти слова слетали с ее губ — Заку Обри девять лет назад. С тех пор она смотрела на них как на проклятие, как будто сказав их, они приведут к немедленному разрыву сердца и боли. Не имело значения, что она к нему испытывала. Эти слова были похоронены так глубоко в ее сердце, что она не знала, сможет ли когда-нибудь произнести их снова.

Но, конечно, прежде чем девушка это сделала, прежде чем она смогла, было так много вопросов, которые все еще нуждались в ответах и которые не могли быть замаскированы его страстным заявлением прошлой ночью. Она открывала себя для невыносимой боли, давая шанс отношениям, что было обманчиво пренебрежением, влекущим за собой огромный риск. Вайолет так много потеряла в первом раунде. Она содрогнулась при мысли о том, что еще одно разбитое сердце Заком Обри сделает с ней на этот раз.

Больше всего ей нужно было понять, почему он никогда не возвращался к ней. Почему он никогда не возвращался, чтобы забрать то, что принадлежало ему? Если она не найдет ответа на этот вопрос, она никогда не сможет полностью доверять ему. Вайолет никогда не будет верить, что он всегда вернется к ней, а ей нужно было в это верить. Ей нужно было знать, что Зак всегда, всегда найдет ее снова, или у них никогда не будет совместного будущего.

*** 

Зак смотрел в потолок до рассвета, хотя тот был серым и сердитым, прислушиваясь к звукам ее топота на лестнице, к любым признакам того, что его слова что-то значили для нее, что в ее сердце все еще оставалось место для любви к нему. Он надеялся, что она, как и он, верила, что за все то, что между ними было, стоило бороться, что стоило найти способ примирить различия в их жизни.

В пять часов, когда мысли все еще сводили его с ума, ему нужно было с кем-то поговорить, и единственным человеком, которому он достаточно доверял — и который действительно брал трубку в такой ранний час — была Кора. Не то, чтобы она была очень довольна.

— Какого хрена, Зак! Тебе лучше быть на грани смерти или уже быть мертвым!

Он старался не смеяться. Он не хотел, чтобы она вешала трубку, но, услышав голос сестры, почувствовал себя лучше.

— Мне нужно поговорить.

— Это очевидно, — Зак услышал, как что-то звякнуло на полу и покатилось прочь, а затем мужской голос грубо спросил, что, черт возьми, происходило. — Это мой брат. Не беспокойся об этом. Возвращайся ко сну.

— Кто это?