После любви

– Думаю, они начнут новую жизнь. Совсем другую, чем та, которой они жили до сих пор. Гораздо более беззаботную. Безбедную. Тебя так сильно беспокоит их судьба?

– Нет. Меня беспокоит, что будет с тобой.

– Неужели?

Доминик не злится. Он опечален. Он знает правду – я не влюблена в него. И никогда не буду влюблена – ни как Саша́ Вяземски, ни как Мерседес Гарсия Торрес. Он мог бы воспользоваться ситуацией – так поступили бы девяносто семь мужчин из ста, исключение составляют лишь святые Петр и Павел.

И – Доминик.

Доминик, проявивший удивительную, граничащую с сумасшествием, склонность к самопожертвованию. Его новый брутальный облик и новое, подсушенное тело оказались ловушкой, выбраться из которой не составило труда. И Доминик снова немного раздражает меня: даже его манера вести машину, даже его упорное нежелание говорить об отеле, даже то, что он стоически не желает обсуждать варианты возможной оплаты его жертвоприношения. Раньше у меня были другие поводы раздражаться, девяносто семь мужчин из ста… Ах да… Из числа девяносто семь стоит вычесть любящих истинно и любящих без всякой надежды на взаимность. И прибавить похотливых корыстолюбцев и типов, готовых завоевать расположение женщины любой ценой. Доминик – не такой. Всем своим поведением он это демонстрирует. Белый и пушистый Доминик, которому я при всем желании не могу ответить взаимностью. И потому, после всего происшедшего и после того, что он сделал для меня, я обречена испытывать вечное чувство вины. И это уже не просто раздражает, это приводит в ярость.

– …Что будет с тобой?

– Со мной все будет хорошо. Не стоит переживать, Саша́.

– Мы бы могли улететь вместе.

– Это было бы слишком подозрительно. Прошли сутки с тех пор… С тех пор, как ты на свободе. Тебя наверняка ищут…

– Наверняка?

– Предположить это так же просто, как… как ты говоришь – сложить два и два. Рано или поздно они нагрянут в отель, если уже не нагрянули… Хорошо, что я благоразумно там не появлялся.

– Они посчитают это подозрительным.

– На этот счет Наби уже даны инструкции. Я отправился в Агадир за новым оборудованием для кухни и вернусь только завтра утром.

– Мы могли бы улететь вместе, – упрямо повторяю я.

– Нет. Я должен остаться. И потом – самолеты. Ты же знаешь, как я боюсь самолетов.

– Но ты ведь никогда не летал! Может быть, тебе понравится…

– Не понравится. И я могу предположить, что они уже ищут Доминика Флейту. Но искать Мерседес Гарсия Торрес они не станут.

– Мерседес Гарсия Торрес не совершила ничего противоправного?

– Мерседес Гарсия Торрес чиста, как слеза.

– А что делать с обвинениями, которые выдвинуты против меня? Настоящей?

– Я ведь уже говорил тебе… Со временем все образуется. У меня есть знакомый детектив в Касабланке…

– Знакомый детектив? Ты никогда не упоминал о нем. И никогда не был в Касабланке.

Уличенный в копеечной лжи, Доминик с досадой закусывает нижнюю губу.

– Ну, это не совсем мой знакомый… Скорее – знакомый отца.

– Твой отец давно умер.

– Но от него остались бумаги. – Голыми руками Доминика не возьмешь. – Совсем недавно я разбирал их и нашел несколько писем от этого человека. Деликатные поручения, да… Он выполнял деликатные поручения отца. Весьма успешно.

– В каком году он их выполнял? – Я слишком безжалостна к Доминику. Надо бы попридержать коней и не бросаться на того, кто желает мне лишь добра.

– Какое это имеет значение?

– Может быть, его уже нет в живых. Твоего деликатного детектива.

– Я связывался с ним. Он жив, хотя в последнее время отошел от дел…

– Ха-ха!

– На твоем месте я бы не иронизировал. У него детективное агентство.

– Ты меня разыгрываешь?

– Послушай, Саша́!.. Ты сказала мне, что не выживешь в тюремной камере. И я вытащил тебя…

Вот оно! Началось… Сейчас Рудольф, незаменимый олень, потребует отполировать ему рога и копыта в качестве моральной компенсации.

– …Эта дорога, эта ночь – разве похоже на розыгрыш? Завтра утром ты будешь пить кофе в каком-нибудь парижском кафе. Разве это похоже на розыгрыш?

– Хорошо, хорошо… Я была не права. Но если уж ты так ему доверяешь, даже ни разу не увидев его…

– Он работал на моего отца. И это достаточная рекомендация.

– Если уж ты так ему доверяешь, то не лучше ли мне отправиться в Касабланку? Рассказать ему обо всем, что знаю. Так будет правильно.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему? Как он сможет защищать меня, не получив информации из первых рук?

– Тебе нельзя оставаться здесь, неужели ты не понимаешь?

– Я и не останусь здесь. Я уеду в Касабланку.

Возникшая на абсолютно ровном месте одержимость Касабланкой. Представляю, как это выглядит со стороны. Вчера ночью у меня была возможность понаблюдать за Сальмой, такой же одержимой. Касабланка, Ума Турман, «Кафе Рика» – если Сальма постареет на десять лет, так и не перекрасившись в blonde, так и не встретив Уму Турман, – чем она будет отличаться от меня?

Ничем.

– …Я хотел сказать, тебе нельзя оставаться в стране, Саша́.

– Мне – нельзя. Но Мерседес Гарсия Торрес – можно. Она ведь чиста, как слеза.

– На всякий случай нужно подстраховаться.

– Что не так с этими документами?