После любви

Впрочем, после того что произошло, вряд ли можно считать Слободана щенком. Детская синева его глаз обманчива, раковины и морские звезды – сплошь подделки, какими новомодные дизайнеры заполняют стеклянные прогалины в дверях ванных комнат, жемчуг – не морской, не речной и не искусственно выращенный, так, легкие шарики из пластмассы, даже китайцы не опустились бы до изготовления такой дешевки. Лишь осколки бутылочного стекла не вызывают сомнений в подлинности, – того и гляди порежешься об их острые края.

Конечно, на эффект, который вызывает прикосновение к горлу опасной бритвы, рассчитывать не приходится, но… нужно соблюдать известную осторожность.

Слободан Вукотич – сумасшедший.

Психопат, маньяк. Тип, одержимый идеей убийства ради убийства, – ни один из синонимов не будет преувеличением, я жалею лишь об одном. Ну почему, почему он не оказался Душаном Вукотичем, своим старшим братом-художником? У меня есть опыт общения с художниками и с философичным мямлей Душаном (он кажется мне похожим на Доминика), мы бы наверняка поладили. Но Душан пропал, и мне достался младший – Слободан.

Психопат, маньяк. Тип, одержимый идеей убийства ради убийства.

Стоит ли винить в этом самого Слободана? Ему было всего лишь пятнадцать, когда американцы бомбили Белград. Ему было десять, или одиннадцать, или двенадцать, когда этнические чистки шли вовсю, а ненависть боснийцев к сербам и сербов к боснийцам переживала расцвет. Сейчас она слегка поутихла, но не исчезла окончательно.

К сожалению, эта ненависть Слободана больше не волнует.

Он ищет другие поводы, другие причины, другие следствия, хорошо еще, что движение в Этом городе почти везде одностороннее, Слободан из тех ненормальных, что вечно выскакивают на встречную полосу. С неистовством и почти со сладострастием, с безудержным желанием столкнуться с кем-нибудь лоб в лоб – в надежде на то, что авто противника разобьется в лепешку, а сам он отделается легкой царапиной на бампере своего «Рено». Если бы мы сейчас оказались в Марракеше или на горном серпантине по пути из Эс-Суэйры в агадирский аэропорт – последствия этого путешествия были бы весьма плачевны.

Но и здесь, в самом сердце равнинного большей частью Парижа, их трудно предугадать.

Слободан сам вызвался отвезти Мерседес домой. Хотя и странно, что она без машины. Всем известно, что Мерседес предпочитает свою машину и обычно…

– Обычно да, Слободан. Но сегодня я решила обойтись без колес. После всех потрясений… Вы понимаете меня…

Конечно, Слободан понимает.

– И если вам не доставит беспокойства…

Никакого беспокойства, ему будет даже приятно, он всегда мечтал познакомиться с Мерседес, и вот наконец это случилось, он знает, где находится дом Мерседес, он отвозил туда пакет с документами по просьбе Алекса и хорошо запомнил дорогу – не отсюда, конечно, из головного офиса, но дела это не меняет. Шестнадцатый округ, да?

– Да.

– Неподалеку от моста Бир-Хаким, да?

– Да. – Ни один мускул не дрогнет на моем лице.

– Авеню Фремье, я прав?

– Вы хорошо осведомлены.

– У меня отличная память.

– Семьдесят различных комбинаций пятизначных чисел. Я помню.

Если бы Слободан хоть однажды видел Мерседес, он бы просто не подошел ко мне в «Аль Караме»; сидя в «Рено» рядом с ним, я сожалею о том, что произошло. Я горько раскаиваюсь. Развести доверчивого юнца – одно, а обмануть сумасшедшего, психопата, маньяка – совсем другое, история может выйти мне боком. Мы слишком далеко зашли. Слободан – вот кто завел меня в трясину; сначала было не предвещающее беды мелководье – раковины, морские звезды и все такое, прозрачность воды не вызывала сомнений, все в духе пляжных отмелей, к которым я так привыкла в сине-белой и гораздо более благословенной, чем Франция, Эс-Суэйре.

Ничего этого больше нет.

Нет – после того как серб вполне прозрачно намекнул на несколько иную направленность конторы Алекса Гринблата, чем просто втюхивание современной мазни всем желающим. «Все это время я наблюдал и сопоставлял факты. Я нарыл целую гору материала. И я давно мог бы сдать вас» – от этого попахивает откровенным шантажом, на корабле зреет бунт, интересно, Алекс в курсе? Мимолетное и вполне невинное приглашение в Европу поработать не было связано с противоправной деятельностью, а от Слободана я услышала нечто совсем не предназначенное для моих ушей. Нечто бросающее тень на репутацию знаменитого галериста. В журналах, завсегдатаем которых является Алекс Гринблат, такое не печатают.

После всего я не могу появиться в конторе Алекса – ни как русская Саша, ни как испанка Мерседес. А если и появлюсь – то как объясню, что по странному совпадению стала обладательницей паспорта на чужое имя? Чужое для меня, но хорошо знакомое самому Алексу. Ну почему, почему мне не досталась Мария, или Мартина, или Мишель, или Мона?.. Спаситель мира не производит впечатление человека, который верит в случайности.

Я и сама в них не верю.