Пока Майлс разглядывает фотографию, я замечаю, что он несколько изменился. В нем появилась мягкость, которой раньше не было. И я понимаю, что все потому, что он полностью расслабился. Выглядит он по-настоящему милым.
И снова я позволяю себе посмотреть на него глазами Ном. «Заценить», — как сказала бы она. — Он красив утонченной, холеной красотой, а не той приземленной, грубоватой, как Кинай. Черты его лица — скулы, подбородок, орлиный нос — четкие и гладкие, будто вылеплены скульптором из глины.
Он смотрит то на меня, то на фотографию, сравнивая мое лицо с лицами родителей. И пока его озерно-зеленые глаза скользят по моим чертам, что-то внутри меня переворачивается. Это волнующее чувство появлялось у меня и раньше, когда утром я выходила из юрты и наблюдала красоту горы Денали, возвышающейся над нашим поселением. И не смотря на то, что я выросла там и видела ее каждый день, меня всегда покоряло ее великолепие.
Я думаю, это оно. Это знакомое волнение внутри. Майлс прекрасен. Неосознанно я прижимаю ладонь к груди, так же как я делала это каждое утро, не давая чувствам выплеснуться.
Предводитель обязан быть сильным. Чувства не должны влиять на поступки — напомнила я себе. Вскоре я должна стать Мудрецом общины. У меня были обязательства. У меня есть обязательства.
Это осознание выводит меня из задумчивости. Моя цель — найти и спасти моих людей. Я встаю, не могу позволить себе отвлекаться от важнейших вещей в моей жизни. Безопасность моей общины зависит от того, что я делаю, чтобы найти их. А не от траты времени на разговоры с парнем, которого, как он и сам признает, выгнали из школы по глупости.
Майлс воспринимает то, что я встала, как сигнал к завершению сеанса "скажи-покажи" и тоже поднимается на ноги. Он возвращает мне фотографию и говорит:
— Ты похожа на свою маму.
— Спасибо. Все говорят, что мы бы выглядели с ней как близнецы, если бы она не умерла, когда мне было пять, — спокойно отвечаю я, вкладывая фото в книгу.
Майлс колеблется, а затем говорит:
— Сожалею.
— Это было давно. И я ее практически не помню. Меня вырастили папа и община. И с того времени, как мама умерла, Уит был моим наставником.
— И как, интересно, твой папа выглядит сейчас, в свои пятьдесят?
Я смеюсь.
— Ему пятьдесят восемь. И он выглядит точь-в-точь как на фотографии.
— За исключением, наверное, седых волос и морщин, — добавляет Майлс.
— Нет. Мой отец близок с Йарой. Он не постарел ни на день с того времени, как был сделан этот снимок, — настаиваю я.
Майлс прищуривается.
— Ну да, конечно, — проговаривает он сквозь зубы. И мгновенно между нами вновь возносится стена. Он не поверил ни единому моему слову. Я рада, что не вдавалась в подробности о Йаре и не открылась ему.
— Мы вообще собираемся сегодня ужинать? — спрашивает он, хотя очевидно, что он имеет в виду «когда ты уже что-нибудь мне приготовишь?».
— У меня нет аппетита, — говорю и понимаю, что умираю с голоду. — Если хочешь есть, приготовь сам. По крайней мере, это гарантирует, что тебе не придется, есть ящерицу. — Мимо воли в моем голосе прозвучит холод.
Он кисло качает головой, будто жалея, что слушал меня последние полчаса. Ворча, он направляется к машине искать еду в багажнике.
И не важно, что он думает, будто я лгу. Я знаю, что это правда. Гуляя по Сиэтлу я видела больных стариков, это заставило меня задуматься. Кажется, что моя жизнь на Аляске была утопией. После того, как Обряд единения с Йарой завершен, никто не стареет. Никто не умирает, разве что в результате несчастного случая, как моя мама или старец, на которого напал медведь. Здесь, во внешнем мире, все оторваны от Йары. Они могут стареть, болеть и умирать. А что, если наша особенная связь с Йарой и стала причиной исчезновения моей общины? Что, если кто-то хочет ей завладеть? Но как они вообще о нас узнали? Мы скрывались десятилетиями.
Я думаю, это Уит. Все сводится к нему. Все еще сложно поверить, что он спланировал похищение моей общины. Но может быть, он рассказал о нас, когда был во внешнем мире. Может он невольно предал нас.
Глава 30
МАЙЛС
— Так расскажи, когда в последний раз тебе удалось удачно Прочитать или Поколдовать или что ты там обычно делаешь? Я беру кусочек хрустящей картошки, которую я сам — да я, Майлс Блэквел собственной персоной, — завернул в фольгу и приготовил на костре. И вообще, весь сегодняшний ужин готовил я.
Ну, хорошо, первая банка с тушенкой все-таки взорвалась. Откуда мне было знать, что ее нельзя разогревать прямо в банке? К счастью, у нас была еще парочка про запас, так что уже их я открыл и подогрел на сковороде.
— А разве это важно? — спрашивает Джуно, дуя на кусочек говядины, наколотый на вилку. — Ты все равно ни слову не поверишь.