Немногим более четверти века назад, в таком далеком сегодня 1989 году –
Чтобы понять природу современного кризиса, нужно осознать, насколько нынешний европейский проект интеллектуально укоренен в идее «конца истории». Европейский союз – высокорисковая ставка на то, что развитие человечества пойдет в сторону более демократичного и толерантного общества. В идеологическом контексте, основанном на вере в универсальность подобных либеральных средств улучшения человека, миграционный кризис ставит под сомнение абсолютно всё. Его радикальность – не в новых ответах на поставленные в 1989 году вопросы, но в переформулировании их самих. Мы ступили на принципиально иную интеллектуальную почву, чем четверть века тому назад.
С точки зрения Фукуямы, главные вопросы, ответы на которые человечеству предстояло найти, очевидны. Как Западу преобразовать остальной мир и как остальному миру приблизиться к Западу? Какие именно институты и практики необходимо перенять и скопировать? Какие книги нужно перевести и издать? В каком направлении развивать старые институты и какие новые следует создать?
Массовое распространение интернета утвердило Запад в намерении воплотить фукуямовский образ будущего. Крах коммунизма и рождение интернета дополняли друг друга в том смысле, что конец истории требовал некоторой имитации в политической и институциональной сферах и одновременно приветствовал инновации в сферах технологической и социальной. Само слово «революция» мигрировало из мира политики в мир технологий. 1989 год возвестил эпоху нарастания глобальной конкуренции, но только не между идеологиями и государствами, а между фирмами и частными лицами. Фукуяма воображал себе мировой рынок, на котором свободно обращаются идеи, капитал и товары, тогда как люди, сидя дома, заняты демократизацией своих обществ. Само слово «миграция», ассоциируемое с толпами лиц, пересекающих международные границы, в истории Фукуямы отсутствовало начисто. Значение для него имело беспрепятственное перемещение идей. Он считал, что глобальные идеи будут свободно пересекать границы, и в итоге либеральная концепция завоюет умы и сердца.
Подобный образ мира рушится на наших глазах. Лишь оспаривая его ключевые положения, мы можем адекватно оценить риски развития европейского проекта. Вопросы, лежащие в основе экзистенциального кризиса Европейского союза и поставленные расшатыванием либерального порядка, состоят не в том, что Запад сделал не так в своих попытках преобразовать мир. Они о том, как за последние три десятилетия изменился сам Запад и как его амбиции экспортировать ценности и институты обернулись глубоким кризисом идентичности западных обществ. Тот факт, что многие европейцы безоговорочно усматривают в потоке мигрантов признак неработающей демократии, – верный симптом сегодняшних проблем. Только радикальное переосмысление непреднамеренных последствий окончания холодной войны поможет понять, почему озлобленные популисты штурмуют выборы по всему Западу и почему либеральные принципы толерантности, сведенные к пародии на «политкорректность», воспринимаются как враждебные народу.
Не идеи, фукуямовский двигатель прогресса, а миллионы людей, легально и нелегально пересекающих границу Европейского союза, будут творить историю Европы в XXI веке. Другими словами, мигранты – субъекты истории, определяющие судьбу европейского либерализма. Но решающая роль миграционного кризиса в европейской политике заставляет нас не только перевообразить будущее, но и переосмыслить прошлое.