После Европы

В своей великой пьесе «Носорог» Эжен Ионеско показывает, как общество, охваченное ужасом перед носорогами, в одну ночь превращается в общество носорогов. Ионеско был склонен считать кризис либерализма и зарождение фашизма и коммунизма в предвоенной Европе следствием патологического конформизма, вызванного коллективным помешательством. Карен Стеннер, напротив, указывает на существование невидимых границ, очерчивающих моральный порядок, при нарушении которых толерантные граждане либеральных демократий превращаются в разгневанных приверженцев ультраправых взглядов. Показательно, что точнее всего предсказать позицию британцев о Брекзите позволяло их отношение к смертной казни. Требовавшие ее возврата с высокой долей вероятности поддерживали выход страны из ЕС.

Решающим следствием миграционного кризиса для европейской политики стала вызванная им моральная паника и ощущение потери контроля над ситуацией. Бесчисленные жесты поддержки и открытости к спасающимся от войн и преследований беженцам в Германии и Австрии 2015 года сменились неистовой тревогой, что тепло встреченные два года назад чужаки поставят под угрозу социальную модель и историческую культуру Европы и разрушат наши либеральные общества. В основе европейской моральной паники лежат страх перед исламским терроризмом и простая боязнь неизвестного. Как показал опрос, проведенный YouGov в январе 2017 года, 81 % французов, 68 % британцев и 60 % немцев ожидают крупной террористической атаки в своей стране в наступившем году[40]. Перспектива, в которой границы Европейского союза перманентно штурмуют беженцы и мигранты, разъедает веру европейцев в свою политическую систему.

Особую форму тревожности провоцирует и технологический прогресс. Ужас перед нашествием варваров дополняется страхом роботизации рабочих мест. В своем недавнем докладе эксперты в области исследований искусственного интеллекта прогнозируют, что тот «превзойдет человека в переводе иностранных языков к 2024 году, в написании школьных сочинений – к 2026 году, в вождении грузового транспорта – к 2027 году, в продажах – к 2031 году, в сочинении бестселлеров – к 2049 году и в проведении хирургических операций – к 2053 году». Ученые уверены, что шансы искусственного интеллекта превзойти человека в любой области в ближайшие 45 лет составляют 50 %. С той же вероятностью через 120 лет все человеческие профессии будут автоматизированы[41]. В грядущей технологической антиутопии не останется человеческих профессий. По результатам исследования, субсидированного британским правительством, в следующие 30 лет 43 % нынешних профессий в Европейском союзе будут автоматизированы.

Вопрос о том, как будет функционировать общество, в котором работа – привилегия, а не право или обязанность, далеко не праздный. Крупный бизнес-инкубатор Y Combinator уже объявил о запуске эксперимента по выплате безусловного базового дохода, в котором примут участие около сотни семей в Окленде, штат Калифорния. Компания будет в течение года выплачивать им от одной до двух тысяч долларов ежемесячно без каких-либо обязательств. Цель эксперимента – проверить, как люди обходятся со своим временем, когда не вынуждены зарабатывать на жизнь. Будущее без работы – серьезный интеллектуальный и экзистенциальный вызов. Как люди будут наполнять свою жизнь смыслом в посттрудовом обществе – вопрос не менее сложный, чем перспективы демократии в политическом мире постправды.

В демографической антиутопии перед людьми стоит не менее суровый выбор. Чтобы гарантировать себе процветание, европейцам необходимо открыть границы; но открытие границ ставит под угрозу культурное своеобразие. Европейцы могут закрыть границы, но тогда их ожидает резкое падение уровня жизни и будущее, в котором каждому придется работать до глубокой старости.

Миграционный раскол или столкновение солидарностей?

Миграционный кризис не только заставляет европейцев усомниться в своей политической модели, но раскалывает Европейский союз и возвращает разделение на Восточную и Западную Европу, преодоленное в 1989 году. Современная Европа испытывает не живописуемый Брюсселем недостаток солидарности, а, скорее, столкновение солидарностей – национальной, этнической и религиозной, вступающих в противоречие с нашим человеческим долгом. Полем борьбы солидарностей выступают не только сами общества, но и отношения между ними.

Беглого взгляда на опросы общественного мнения последнего десятилетия достаточно, чтобы заметить, как доверие к европейским институтам разнится на Западе и на Востоке. Западные европейцы, как правило, доверяют своим правительствам больше, чем Брюсселю, не скрывая, что готовы поддерживать его лишь до тех пор, пока их собственные правительства влияют на вектор европейского развития.