Раньше на плотине много купались, но кто-то из дачников додумался на спор прыгнуть с моста с той стороны, где водопад густо-ржавого цвета, зажатый между двумя бетонными блоками, с шумом обрушивался вниз, на поросшие склизкими водорослями камни. Горе-спорщик покалечился, и с тех пор плотина считалась у местных нехорошим местом и пришла в запустение: старые кирпичные опоры моста частично раскрошились, из трещин торчали пучки осоки и несколько кустиков рябины и безвкусной дикой смородины с прозрачными розоватыми ягодами, которую все почему-то называли «альпийской». Сам мост тоже по большей части сгнил; некоторые доски провалились, и видны были ржавые металлические конструкции и под ними – набирающий силу поток, как будто Оредеж злилась, что кто-то решил задержать ее течение и превратил часть русла в полузаболоченный пруд, на поверхности которого мягко покачивались равнодушные кувшинки.
– У! Как ревет! – Ленка плюнула вниз и присвистнула. – Высоко тут!
– Метра два, не больше, – пожал плечами Костик.
– Да ты чё, какие два?
– Ну, может быть, два с половиной…
– Да какие два с половиной! Тут несколько лет назад один дачник насмерть расшибся!
– И с двух метров можно насмерть расшибиться, – резонно возразил Костик и вдруг ухватил Ленку за подмышки своими костлявыми руками – Комарова заметила, что тыльные стороны ладоней у него красные и как будто ободранные, – и с усилием поднял, так что она коснулась коленями края ограды. Ленка восторженно взвизгнула, но глаза у нее стали круглые и удивленные, как у кошки Дины, когда мать швыряла в нее газетой. Светка с Павликом глупо захихикали.
– Эй! Ты чё творишь?! – Комарова сжала кулаки. – А ну, пусти ее!
– Да ладно, что тут такого-то? Я ж ей ничего не сделаю… – Костик улыбался: зубы у него были неровные и все в щербинах, как будто он только и делал, что грыз семечки. Комаровой стало противно оттого, что он как будто гордился, что смог поднять на руки мелкую девчонку.
– Ты глухой, что ли? Я тебе сказала, пусти ее, а то получишь, понял?!
Он перестал улыбаться и медленно опустил раскрасневшуюся Ленку.
– Да я же в шутку…
Комарова смотрела на Костика исподлобья.
– За такие шутки в зубах бывают промежутки, понял?
– Да что такого-то?
– Ты понял, не?
– Да понял я, понял… сдаюсь. – Он шутливо поднял руки вверх. – Мир?
– Мы с тобой не ссорились.
– Ну Кать… – Ленка потянула старшую за рукав. – Ну чего ты?
– Комарица у нас такая, – Светка залпом допила пиво и выбросила пустую бутылку в шумевший под плотиной водопад. – Ты ее лучше не зли – укусит, будешь потом уколы делать от бешенства. Сорок уколов в живот, слышал? Моей матери делали, когда ее бесхозная собака укусила.
Комарова хмуро поглядела на Светку, но отвечать не стала: со Светкой спорить было бесполезно, ты ей одно слово – она тебе в ответ десять, да таких, что еще неделю будешь вспоминать. Бабка про нее бы сказала: язык как помело.
– Ладно, нам идти пора. У нас дел полно по хозяйству, в отличие от некоторых…
– Да побыли бы еще… что, не подождут ваши дела?