Поселок на реке Оредеж

– Масла постного и яиц десяток, – сказала тетя Саша, подойдя ближе, потом подумала немного и добавила: – Давай два, если наши, оредежские…

– Наши, наши, – закивала Олеся. – Сегодня утром только привезли.

– Ну, давай тогда…

Митя снова потянулся к конфетам и что-то залопотал. Тетя Саша шикнула на него:

– Не крутись, кому сказала… Что за ребенок!

Олеся Иванна взяла из открытой коробки карамельку и протянула Мите. Он радостно ухватил конфету обеими ручонками и принялся неловко разворачивать.

– Ну, что надо сказать тете?

Митя запихнул карамельку в рот, вытаращился на Олесю Иванну восхищенными глазами и ничего не ответил.

– Вот, сдают каждое лето, – пожаловалась тетя Саша. – Мучаюсь с ним, они его в городе разбаловали.

– Ми-итька! – Олеся Иванна помахала Мите рукой, он заулыбался, потом вдруг застеснялся, покраснел и спрятался за тети-Сашину юбку. Олеся Иванна засмеялась. – Настоящий мужчина растет!

– Да уж, мужчина… – тетя Саша отобрала у Мити юбку, которую он комкал в пальцах. – Три года, а он кашу какой называет. Да не крутись ты!

Комарова прыснула, и тетя Саша бросила на нее раздраженный взгляд:

– Нарожают детей, потом сами не знают, куда их девать.

И откуда такие берутся? Ни рожи ни кожи, по морде как трактор проехал, и ничего, мужа в свое время нашла, а теперь сидит, от городских каждый месяц деньги получает и дачу сдает, внук ей, видишь ли, мешает… Олеся Иванна, чтобы не смотреть на тетю Сашу, подмигнула Мите, который только что вытащил изо рта обслюнявленную карамельку, вертел ее теперь в пальцах и внимательно рассматривал, как будто это было бог весть что интересное.

– Митька… Ми-итька… – ласково протянула Олеся Иванна и снова ему подмигнула. Митя отвлекся от карамельки, уставился на нее широко распахнутыми глазенками и, не умея подмигнуть в ответ, несколько раз выразительно моргнул. Олеся Иванна усмехнулась и подмигнула ему другим глазом. Митя снова заморгал.

– Ну, хватит уже! – одернула его тетя Саша. – Конфету свою ешь, что ты ее в руках-то мусолишь? Урони еще… горе мое луковое…

– Что-нибудь еще брать будете, Александра Ивановна? – Олеся по привычке оперлась на прилавок и подалась вперед, так что в вырезе кофты стала видна глубокая ложбинка между грудями.

– К чаю бы чего-нибудь, – сказала тетя Саша задумчиво. – У меня дачники все сожрали. Каждые полчаса чай пьют.

Ободранная кожа на руках и ногах саднила, и хотелось еще раз облиться ледяной водой. Комарова осторожно почесала локоть и поморщилась. Тетя Саша снова на нее зыркнула, как будто это Комарова была виновата, что ее дачники все сожрали.

– А вы возьмите пряников. – Олеся Иванна еще сильнее наклонилась вперед и подмигнула Мите – тот снова спрятался за бабушкину юбку. – Свежие, утром привезли.

– Точно свежие? – засомневалась тетя Саша.

Вот коза, свежие ей, не свежие… чтоб ты подавилась.

– Да точно, говорю же, сегодня утром только привезли. – Олеся Иванна повернулась к полкам, приоткрыла завернутый пакет, вытащила пряник, надкусила и показала тете Саше.

– А не суховатые?

– Да это же пряник, он и должен быть немного суховатым, – не выдержала Олеся Иванна. – Это же не сдоба. Ну что я вам врать, что ли, буду?

– Ладно, ладно, не сердись, – примирительно сказала тетя Саша, – спросить уже нельзя, рассердилась… Насыпь полкило твоих пряников.

– Может, хотя бы грамм семьсот возьмете?

Тетя Саша задумалась. Митя снова скомкал одну из складок ее юбки.

– Разберут, – добавила Олеся Иванна. – Пряники всегда быстро разбирают.

– Ну… куда мне столько…

– Вы же сами сказали – дачники…

– Ладно, давай семьсот.

Когда тетя Саша ушла (Олеся Иванна взвесила ей вместо семисот граммов восемьсот пятьдесят и уговорила взять), Олеся Иванна вспомнила о Комаровой:

– Ну, Катя?..

Вот ведь прилипчивая, хуже Ленки.

– Да не было ничего, Олесь Иванна, ну честное слово!

Олеся Иванна подошла к Комаровой, пытавшейся спрятаться между полками, чуть не вплотную. От нее сильно пахло розовыми духами и чуть-чуть антистатиком «Лира», которым она опрыскивала свои капроновые колготки. Мать как-то говорила, что как будто Олесю Иванну, когда она была возрастом едва ли старше Кати, ее родная мать, уходя по делам из дома, зашивала в пододеяльник, чтобы дочь не шлялась по парням, но Олеся как-то умудрялась из пододеяльника высвободиться и все равно удирала. Комарова глянула на продавщицу исподлобья: да ну, далась бы та себя в пододеяльник зашить, как же!

– Не было, значит?

– Да вот вам крест!

Комарова в подтверждение своих слов схватилась за шнурок, на котором висел Татьянин крестик.

– А почему тогда опоздала? Обещала к двенадцати…

– Да я по пути Алевтину встретила…

– Это Степанову, что ли?

– Ее… вы же сами знаете, от нее быстро не отвяжешься.

Олеся Иванна выпрямилась, постучала каблуком по полу:

– Это от которой мужик-то ее сбежал?..

Комарова кивнула.

– Я бы на месте ее Алексея тоже от нее сбежала, – сказала Олеся Иванна. – Совсем мужика задушила. Ты, Катя, запомни, мужики соплей не любят, бабьими слезами их к себе не привяжешь.

– А чем привяжешь? – быстрее, чем успела подумать, спросила Комарова.

Олеся Иванна задумчиво покрутила завитую прядь: