Поселок кентавров

Когда все кентавроматки были связаны в одну длинную колонну, два плебея подошли к ее голове, где находился старичок Хикло, и хотели его развязать, чтобы отпустить на все четыре стороны – он был не нужен больше людям. И вдруг перед ними раскрылась завеса мира, из-за которой выступили несколько круглоголовых томсло с четырьмя пальцами на руках. Они каким-то невероятно мощным ветром сдули в одну сторону всех древне*греческих пролетариев и крепко прижали их к жердям ограды.

Затем на глазах у греков развязали пленниц и старенького их мужа, пошире раздвинули завесу мира – и одного за другим провели сквозь нее всех кентавров. Онемевшие от страха мегарские плебеи стояли, прижавшись к забору, и таращили глаза на то, как уходит за полупрозрачную, словно радуга, и такую же чудесную завесу не очень длинная вереница последних на земле кентавров.

Во главе с худеньким лысым старичком Хикло кентаврицы удалялись, ведя за руки своих детей,- все выше и выше в глубину открытого неба.

Старый кентавриарх Пассий, приблизившийся к обедавшим древним гре*кам, был ими осквернен следующим образом. Торговец рассказывал своим товарищам, что кентавры никогда не едят мяса и что даже звероловы, добыва*ющие меха на потребу, выбрасывают туши благородных оленей и горных муфлонов.

Это сообщение торговца и раззадорило мегарских плебеев на одну выходку: они решили накормить жирным супом из птицы мереке достопочтен*ного Пассия. Налили полную чашу бульона, сунули ее в руки старику, и он, зная, что пропал, зажмурился и выпил всю чашу до дна. Потом он, к большому разочарованию зрителей, вернул посудину и преспокойно отошел в сторону, свесив на грудь лохматую голову с большой лысиной.

Не видя в нем никаких изменений, фермеры еще несколько раз кормили его мясной пищей, ожидая от этого хоть каких-нибудь последствий Но поначалу ничего не было заметно. Вкушение еды, для приготовления которой надо убить кого-нибудь и отрезать от него кусок, не оказало вроде бы никакого воздействия на кентавра. Обладатель просторнейшего брюха, Пассий благополучно перева*рил съеденное мясо, не умер, но вскоре стал заметно жиреть, и с живота его…

Тогда и стал замечать кентавр, что люди начали все чаще задумчиво Посматривать на него, а иной древнегреческий пролетарий прямо подходил к нему и заинтересованно ощупывал его бока, с озабоченным видом хлопал его по лысому брюху. Однажды приблизился к нему философ Евклид и начал такой разговор:

– Скажи, о мудрый Пассий, за кого ты сам себя принимаешь – за человека больше или за лошадь?

– За елдорайщика все же,- последовал ответ, сопровождаемый глубоким у вздохом.

– Ну а таковой, которого ты назвал, кем больше является – человеком или животным?

– На это трудно дать ответ, о чужестранец,- молвил кентавр без особенного воодушевления.- Амазонки в соседней стране считают, что всякий, имеющий меж ног что-то иное, чем у них, уже не человек. А дикие лошади из степей Танопостана считают, что с такой висюлькой, как у человеческих самцов, нечего даже и думать, чтобы считать себя елдорайцем. Нас же они признают – кентавр может стукнуть себя по брюху бельберей елдышкой ничуть не хуже какого-нибудь дикого жеребца.

– Это все интересно, но мне желательно узнать другое,- сдержанно произнес философ.- Не насколько елдорайцами, а насколько человеками или лошадьми вы сами себя считаете? Кентавр – ‹конь или человек?

– Елдорайщик,- последовал уверенный ответ.- Или, если на правильном греческом языке, елдораец. Иным себя ни один кентавр не считает… А зачем тебеи' нужно знать, о чужеземец, наше кентаврское мнение по этому поводу?

– А затем,- отвечал Евклид,- что от этого зависит многое, о, очень многое! ^

И в первую очередь твоя собственная жизнь, Пассий. Буду откровенным с тобою, потому что ты полюбился мне своей мудростью. Мои спутники уже давно обсуждают меж собою, можно ли есть мясо кентавра или нельзя. Мы поистра тили все свои стрелы, охотясь в лесу, и теперь нам живется голодновато, сидим мы на одной рыбе, которую, ты знаешь, не очень легко поймать в глубокой реке…

Вот мы и думаем: можно ли съесть тебя? И это нелегкий вопрос! Если ты больше животное, нежели человек, то какой грех в том, чтобы употребить твое мясо в пищу? А если ты больше человек, чем животное, то как можно съесть тебя?

Это же, сам понимаешь, почти людоедство… Вот мне и хотелось выяснить, как ты разбираешься в этом сложном философском вопросе. '

– Я понимаю так, что нижнюю мою часть, которая лошадиная, вам съесть можно,- отвечал Пассий.- А верхнюю, которая человеческая, есть нельзя.

– Какая мощная диалектика!- восхитился Евклид.- Какая прямота и логичность м'ышления! Ты все больше восхищаешь меня, о Пассий! Так ты ' считаешь, что можно съесть твою лошадиную часть?

– Вполне,- подтвердил кентавр.- Ешьте на здоровье.

– Однако вот здесь у тебя, на брюхе, где выпали все волосы, тело выглядит совсем как у человека,- засомневался философ Евклид.- Вот и кожа такая же, как у меня, и пупок торчит.