— Крепко пришлось вчера вечером потрудиться, верно?
— Верно, — с облегчением рассмеялся Денис. — Большую уборку устроил.
— Эх, ты! — Она встала и обошла стол, положила свою маленькую теплую ладонь на руку Дениса, чуть пожала ее. — Ничего скрыть не можешь.
Денис почувствовал, как горячая волна прилила к щекам.
— Это… только от тебя не могу, — неожиданно охрипнув, проговорил он.
Заставил себя посмотреть Галине в глаза. Взгляды их на мгновенье встретились. Лицо ее порозовело, будто свет утренней зари коснулся его. Длинные ресницы опустились, притушив яркую голубизну глаз.
— Я пойду, еще много дел, — заторопилась она. Сделала шаг к двери, обернулась, но глаз не подняла. — Ты что делаешь вечером?
— Я? Ложусь спать. — Денис растерянно помолчал — уж очень по-детски наивно прозвучал его ответ. Проговорил, точно оправдываясь: — Ночью приходится проверять посты. Читать нечего да и керосин экономим.
Галя кивнула и — Денис чувствовал — еще что-то хотела сказать, но раздумала, скрылась за дверью.
Через день Глотов, Чулков и Дергач только что пообедали и отправились каждый по своим делам, Денис столкнулся на крыльце с Галей. Она поздоровалась за руку, сказала, не скрывая печали:
— Сегодня вечером я уезжаю. Все ваши солдаты здоровы. Только у бойца первого отделения Капитонова жесточайший фурункулез, его я беру с собой в медсанбат…
— Капитонов? — удивился Денис. — Он на здоровье не жаловался.
— Стеснялся. Я спросила его, почему он не попросил отправить его в медсанчасть? Отвечает: «Да ведь я не раненый». Как будто на войне умирают только от ран.
— Совесть у человека, — заметил Денис.
Как-то само собой получилось так, что, разговаривая, они пошли рядом вдоль улицы, незаметно миновали ее и очутились на вершине косогора. Только теперь Галя оглянулась вокруг.
— Ой, как красиво! — воскликнула она.
Стоял на редкость ясный солнечный день, было необыкновенно тепло. С горы вид открывался просторный, километров на десять, а, может, и более. Внизу, словно лента, вырезанная из холодной синевы небосвода, вилась по долине река, обрамленная по обеим берегам желтолистыми, наполовину уже обнаженными ракитами, тальником и кустиками ольховника. За рекою ширились луга с порыжевшей травою, среди которой, особенно ближе к реке, выделялись зеленые островки отавы — здесь месяц назад косили. А дальше красно-желто-коричневой полосою стоял лес. Он покрывал холмы, долины и бездымно горел под косыми лучами солнца.
— Ты знаешь окрестности? — спросила Галя.
— Нет, — ответил Денис. — Раз только ходили с Макаром купаться, да вода холодная.
— Денис, давай спустимся к речке!
Словно шаловливая девчонка Галя схватила его за руку и потянула вниз.
— Подожди, Галя… — Он чувствовал себя ужасно неловким. Надо бы поддаться ей, побежать с горы, а он стоял, точно врос в землю. — Подожди… Я, понимаешь, должен предупредить начальника караула, где меня можно найти.
— Ну, так предупреди.
У Дениса отлегло от сердца. Она славная девушка она все понимает…
Заторопился,
— Я сейчас, это близко.
Путь от караульного помещения и обратно он проделал бегом. Сдерживая дыхание, стараясь не показать, чего ему стоила такая пробежка, подошел к Гале:
— Пошли.
— Лови!
Она помахала ему рукой и вприпрыжку побежала вниз по узенькой, кое-где раздваивающейся стежке.
Догнал ее Денис только внизу. Потом от подножия горы они шли через заливной луг к реке. И пока по влажной тропке не углубились в заросли ракит, у Дениса было такое ощущение, что все его подчиненные смотрят им в спины.
Галя не замечала или делала вид, что не замечала его скованности, рассказывала о том, как стала военфельдшером. Окончив курсы медсестер, она некоторое время работала в госпитале под руководством мамы. Та надеялась, что дочь вернется в школу и закончит десятилетку. Но тут объявили набор комсомольцев в военно-фельдшерское училище. Галя поступила туда. Летом этого года закончила училище и попросилась на фронт. Ее просьбу удовлетворили. Мать, однако, добилась, чтобы Галю направили не в пехоту, а в гвардейскую минометную часть, о чем она, Галя, узнала недавно случайно.
Они вышли на берег, остановились у самого уреза воды, прислонившись. к толстой старой раките. Кора ее была иссечена глубокими продольными морщинами.
— Значит, ты не теряла времени, — задумчиво глядя на воду, сказал Денис.
Вода вблизи казалась уже не синей, а желтовато-зеленой, потому что в ней отражались ракиты и ольховник, стеною стоявшие по противоположному берегу.
— Я часто вспоминал тебя, — продолжал Денис, нарушив затянувшуюся паузу.
— Я тоже, — сказала она, взгляд ее был устремлен в ту сторону, куда текла река. — Нет, даже не то, что вспоминала, — поправилась она. — Я тебя всегда помнила… И как мы встретились на Бронной, и как ходили в райком комсомола, и как потом расстались у военкомата… И как нашла тебя в госпитале в полубессознательном состоянии… Сумасшедший ты все-таки…
— А мне так плохо было, когда остался один… — проговорил Денис. — Уехал. А потом каялся, что не дал своего адреса, не взял твоего… Я тоже всегда тебя помнил. Особенно в училище…
— Почему именно в училище?