— И шестьдесят пять стволов пушек разного калибра. Но вся балка не просматривалась, а там ещё стволы и установки. Пехотный коллега послал троих орлов, чтобы уточнить, что там дальше, да они не успели. Мины легли тютелька в тютельку. Какая-то из них угодила в ящики со снарядами. Их сложили штабелями, лишь прикрыли сеткой и травкой для маскировки. Ух, и рвануло! А таких открытых штабелей — десятка два, да в нишах… Балка там за оврагом, а у оврага почти отвесные берега. Немцы любят про запас делать такие склады. Снаряды, мины, взрывчатка. Драпали-то во всю прыть. Израсходовать или вывезти не успели…
— Ты давай без комментариев, — вмешался Запорожец.
— Не мешай, Яшка.
— Дай человеку по всей форме…
— Вот я и говорю, — вдохновился Зозуля. — Штабеля-то как раз напротив закрытых складов. Волной и осколками вышибло двери, и стали закрытые склады взлетать под звезды. И как нас не прихлопнуло, диву даюсь. Никто даже царапинки… Правда, землей засыпало, синяков понаставило…
— Ничего, разведка, спиртом натрем, — успокоил Назаров младшего лейтенанта. — Ты слазь с трибуны и толково давай. Выползти с техникой никто не сумел?
Сашка спрыгнул со стульчика и, справившись с возбуждением, деловито продолжал:
— Ручаюсь, товарищ гвардии капитан. Ни одной единицы и целой-то не осталось. Ужас один, что мы там натворили. Крошево.
— Это, пожалуй, правда. А пехота в траншеях, конечно, не подозревала о складах и рванула в божьем страхе. — Капитан направился к столу. — Отсюда и слухи о страшном секретном оружии. — Поднял руку. — Приказ не дочитан. Прошу внимания…
Далее в приказе следовали строжайшие указания о принятии всех мер для охраны установок, о повышении бдительности, в связи с тем, что немецкие подразделения оказались в тылу наших войск.
Командир дивизиона строго оглядел собравшихся.
— У кого какие неясности, вопросы?
— Какие же могут быть неясности? — ответил за всех лейтенант Шумилин. — Фрицы, пробиваясь к своим, и у нас могут объявиться..
— Правильное замечание, — подхватил Назаров. — Необходимо усиленное охранение. Товарищ гвардии лейтенант, — обратился он к командиру второй батареи Нестерову. — Организуйте усиленное круговое охранение. В наряд все службы, кроме разведчиков и батарейцев. Через полчаса выстроить и доложить. Ступайте.
— Есть, товарищ гвардии капитан.
Лейтенант недавно прибыл из училища, а уже носил на груди орден Отечественной войны первой степени. Молодой офицер был подтянут, вышколен, недурен собой. Он любил щегольнуть строевой выучкой, к этому в дивизионе относились с добродушной снисходительностью. Но Назаров знал, кому поручить охрану дивизиона — в делах службы лейтенант Нестеров был исполнителен и точен.
— Все свободны! — объявил капитан, — Приступить к занятиям.
2
Жил Денис в землянке разведчиков вместе с младшим лейтенантом Зозулей. С этим парнем он коротко сошелся в первые же дни знакомства. Душа Саши Зозули ясная, бесхитростная, добрая была открыта для дружбы.
К вечеру небо затянуло тучами, и пошел спорый, грибной дождь. Монотонно шуршал он в поржавевшей листве дубов и берез. Непонятная тяжесть легла на сердце Дениса, и он не мог отделаться от нее ни во время занятий по тактике, ни в своих обычных комсомольских хлопотах.
Когда вернулся в землянку, на изголовье своей постели нашел письмо. Почерк на сложенном треугольником письме показался знакомым. Дрогнуло в груди: «С матерью неладно, соседи написали…» Торопливо развернул конверт, приник к крохотному оконцу, начал читать:
«Здравствуй, дорогой Дениска!
Пишет тебе Ленька Костров, по уличному — Капитоша. Ох, и радовался я, когда узнал из твоего письма Вадьке, что ты воскрес из мертвых, встал из могилы и теперь опять в строю. Я чуть в пляс не пустился. Только, видно, законы жизни таковы, что не бывает радости без горя. Крепись, дружище! Твое письмо, адресованное Вадьке, мне передал Карпухин. Оно не застало Вадьку в живых. На третьи сутки, после начала боев за плацдарм, Вадим погиб при штурме высоты. Карпухин видел, говорит, — пулевое в голову… В том же бою тяжело ранен младший лейтенант Козлов. Старшина Буровко получил ранение на день раньше, во время бомбежки отправлен в тыл. В полк приезжал отец Вадьки, Иван Иванович. Он теперь член Военного Совета бывшей нашей армии. Беседовал со мною, со Старостиным, с Карпухиным, с Кокаревым. Крепкий же человек! Лицо почернело, а голос не дрожит… Спросил про тебя. Мы еще не получали твоего письма, сказали — убит… Совсем согнулся Иван Иванович… Я, говорит, думал ему приемным отцом стать. В общем, твое письмо я отнес в штаб полка — оттуда его отправят в штаб армии Ивану Ивановичу. Держись, Денис! Теперь нам с тобой нельзя погибать, личный должок у нас за фашистами — за Вадьку!. Уничтожать будем гадов, где только возможно и чем только возможно! Пиши о своих боевых делах.
Привет от Карпухина и Старостина. Кокарев позавчера ранен.
Обнимаю, твой друг Ленька».