Портрет смерти

– Что? – Застигнутая врасплох Ева спрятала руку за спину. – Не знаю, о чем ты говоришь. Я здесь работаю.

– Я чувствую запах. – Доказывая это, Пибоди потянула носом. – Это не заменитель шоколада, не соя. Это настоящий товар.

– Может быть. И он мой.

– Дайте кусочек… – Потрясенная Пибоди громко ахнула, когда Ева засунула остатки в рот. – Ох, Даллас… – Она проглотила слюну. – Это было совсем по-детски.

– Угу… И очень вкусно, – с полным ртом добавила Ева. – Что у тебя?

– Черт побери, у меня нет только одного – шоколадом от меня не пахнет… – Увидев косой взгляд Евы, Пибоди сделала бесстрастное лицо. – Пока другие, имен которых мы не будем называть, набивают рот шоколадом, я честно вела расследование и обнаружила один аспект, который мог бы представить интерес для невероятно жадных пожирателей шоколада.

– Это был черный шоколад.

– Вы и есть эта отвратительная личность и непременно будете гореть в аду.

– Ничего, как-нибудь переживу. Так какой аспект вы обнаружили, сержант Пибоди?

– Мне пришло в голову, что кто-то из владельцев предприятий в районе университета может иметь преступное прошлое. Поэтому имело смысл провести поиск указанных личностей в наших досье.

– Неплохо. – Именно это Ева и собиралась сделать. – Можешь понюхать обертку, – предложила она, протянув помощнице бумажку.

Пибоди скорчила обиженную гримасу, но обертку взяла.

– И каковы результаты?

– Есть новость хорошая и плохая. Плохая – то, что в городе полно преступников.

– Да неужели?

– А хорошая – что без работы мы не останемся. Большинство случаев оказалось мелочами, но парочка стоит внимания. У первого – угроза насилием и владение наркотиками, у второго – неоднократные преследования.

– И на ком ты остановилась?

– Ну… – Пибоди внезапно занервничала и с трудом перевела дух. – Проверить нужно обоих, потому что… угроза насилием не очень подходит, поскольку наше убийство было подготовлено тщательно и он ее не запугивал. Но наркотики могут иметь отношение к делу, потому что он пользовался транквилизатором. А вот преследование больше по нашей части. Я думаю, что следует начать с преследователя.

– Ближе к делу, Пибоди. Имя и адрес.

– Есть, сэр. Дирк Хастингс, «Портография», на Одиннадцатой Западной.

– Дирк? Дурацкое имя. Давай съездим к нему.

Доктор Луиза Диматто провела Рорка по только что законченному общежитию для жертв насилия. Он одобрил успокаивающие цвета, простую удобную мебель и жалюзи на окнах.

Приют был для Рорка напоминанием о том, от чего он и Ева когда-то сумели сбежать. Ему хотелось дать пострадавшим людям безопасность и спокойствие.

«Сам я не стал бы пользоваться таким местом, – думал он. – Я не пошел бы сюда даже голодный, избитый и оборванный».

Наверно, он был слишком гордым. Или слишком самонадеянным, черт побери.

Он ненавидел отца, но не доверял филантропам, социальным работникам, копам и считал, что может попасть из огня в полымя. Такие учреждения были не для него. Как и не для избитой, окровавленной Евы, которую нашли в Далласе где-то на задворках.

Но если Ева научилась действовать вопреки существующей системе социального обеспечения, то сам Рорк большую часть жизни служил ей, постепенно став ее частью и превратившись в филантропа.

Порой это ставило его в тупик.

Рорк и Луиза прошли по коридору, который вел в игротеку. Игравшие там дети были на удивление тихими. Тут были и женщины, державшие на руках грудных младенцев. Женщины с лицами, разукрашенными синяками. Рорк видел устремленные на него взгляды – испуганные, подозрительные и полные неподдельного ужаса.

Мужчины в этих стенах были редкостью, и при виде их многие обитатели дома сжимались от привычного страха.

– Я на минутку прерву вас, – сказала Луиза, обведя взглядом комнату. – Это Рорк. Без него «Дочи» не было бы. Мы очень рады, что он сумел выбрать время посетить нас и увидеть плоды своих трудов и своей щедрости.

– Луиза, ваших трудов здесь не меньше, если не больше. Хорошая комната. Здесь уютно как дома. – Он чувствовал, что эти люди испытывали неловкость и словно чего-то ждали.

– Надеюсь, вы нашли здесь то, в чем нуждались, – сказал он, делая шаг к двери.

– А почему это место так называется?

– Ливви! – Худенькая женщина – Рорк дал бы ей не больше двадцати пяти – с лицом, покрытым побледневшими синяками, устремилась вперед и подхватила на руки девочку, задавшую вопрос. – Прошу прощения. Она не имела в виду ничего плохого.

– Хороший вопрос. Только умный ребенок может задать хороший вопрос. Значит, тебя зовут Ливви? – спросил он, обращаясь к девочке.

– Угу. Вообще-то я Оливия.

– Оливия… Красивое имя. Когда речь идет о чем-то важном, нужно назвать его красиво. И человека, и место. Мама придумала тебе не совсем обычное, но очень подходящее имя.

Ливви, не сводившая с Рорка глаз, наклонилась к матери и громко прошептала ей на ухо:

– Как красиво он говорит!

– Ей всего четыре года, – нервно хихикнув, сказала мать. – Никогда не знаешь, что она скажет через минуту.