Портрет моего отца

— Сержант Горбатов, Алексей Владимирович… Ваша часть давно на том берегу. А вы почему здесь?

— Да вот хотел поговорить с этим субъектом.

— А вот я сейчас патруль позову, — сказал Мартынюк.

Коля остановил его:

— Подожди. О чем вы хотели со мной поговорить, товарищ сержант?

— Да пошел ты к чертовой матери! — с сердцем сказал Леша, спрыгнул с бревен и пошел к переправе.

— Стой! — крикнул Коля. — Надо его задержать…

— Стой! — крикнул Мартынюк. — Часовой! Кто там? Метелкин!

— Я! — откликнулся часовой у моста.

— Вот этого не пропускать!

— Есть!

Леша вернулся обратно, сел на бревно и спросил:

— Ну, что дальше? У меня время есть до двадцати четырех ноль-ноль.

— Вот и хорошо, — сказал Коля. — Мартынюк, а где наши?

— Тоже на том берегу уже.

— А мы почему здесь?

— Потому что командир приказал, ког-да ты проснешься, выдать тебе увольнительную на сутки. Вот она. — Он вынул два небольших листка из кармана. — С подписью и печатью, все как положено. И мне заодно, чтобы тебе не скучно было.

— Да, с тобой не соскучишься. — Коля взял свою увольнительную. — Эх, сколько свободного времени! Что же делать будем, Александр?

— У меня уже есть идея, как культурно провести это время, — сказал Мартынюк. — Только куда мы этого денем?

— Что же делать, возьмем с собой.

— Это не совсем удобно, я думаю. А может, просто сдадим его в комендатуру?

Леша спросил:

— Слушай, где ты откопал этого друга?

— А откуда ты знаешь, что я его откопал?

— А я ему сам рассказал, пока ты спал, — сказал Мартынюк.

— Ладно, — решил Коля. — Возьмем пока с собой, а там видно будет. По-моему, он хочет сообщить мне что-то очень важное…

По осклизлым жердям они добрались до свежего сруба, в который переехал недавно медпункт. У крыльца висела знакомая старенькая дощечка с красным крестом в белом круге.

— Не сюда, — сказал Мартынюк и повел друзей с черного хода. У дверей попросил: — Подождите, я провентилирую обстановку.

Когда он ушел, Леша сказал:

— Ну, я понимаю: ты отомстил мне за встречу в Рымбае, а это что за друг? Что-то его юмор до меня не доходит.

— Я и сам не всегда его понимаю. До поездки в Рымбай это было самое обыкновенное хамло, но после того, как полежал немного в реанимации, у него какой-то сдвиг по фазе получился…

— Все может быть, когда человек возвращается оттуда.

— А ты что хотел мне сказать?

— Теперь потерпишь.

В это время открылась дверь, из нее выглянуло румяное веснушчатое круглое личико и весело пригласило:

— Заходите, мальчики.

Леша и Коля переглянулись и вошли.

Закуток, где обычно отдыхали дежурные сестры, был похож на купе поезда: две койки, аккуратно застеленные серыми одеялами, и столик посередине. На койке, за столиком, уже сидел Мартынюк, настраивая на «Маяк» маленький транзистор.

— Проходите, садитесь, — пригласил он с достоинством радушного хозяина. — Знакомьтесь, лапочка, это мои друзья.

— Лора, — сказала «лапочка», протягивая маленькую ручку, и поправилась: — Лариса.

— Леша, — с удовольствием пожал эту ручку Горбатов.

— Ваня, — сказал Коля Бурлаков.

Леша посмотрел на него, а Мартынюк сказал:

— Ваня, Ваня, ты его не сбивай!

Леша развел руками и почесал затылок.

Сели. Мартынюк обнял за плечи «лапочку», прижал ее к себе и сказал:

— Благодаря Ване я нашел свое счастье. — Посмотрел на «лапочку» и поправился: — Мы нашли свое счастье.

Веснушчатое рыженькое счастье блаженно улыбалось и терлось румяной щечкой о писарский погон.

У Леши вырвалось:

— Везет дуракам…

— Да, — кивнул Мартынюк.

В дверь постучали. «Лапочка» сказала:

— Можно, — но на всякий случай чуть-чуть отодвинулась от Мартынюка.

Дверь открылась, в комнату вошли две симпатичные девушки. Одна очень высокая, выше, пожалуй, чем Коля, что и подтвердилось, когда он встал, но стройная, с правильными чертами немного грустного лица: казалось, она всегда грустила заранее, понимая, что в любой компании ей вряд ли будет достойная пара. Вторая была просто миленькой блондиночкой.

— Это сон? — спросил Коля.

— Нет, — сказал Мартынюк.

Познакомились, снова сели. По трое на каждую койку. Помолчали.

— У нас есть немного спирта, — смущенно сказала «лапочка», — разбавленного.

— Я не пью, — предупредил поспешно Мартынюк и добавил: — с тех пор.

— Я тоже не буду, — сказал Коля.

А Леша замотал головой:

— Нет уж — я выпью. А то так сразу все…

«Лапочка» нагнулась под кровать и достала пузатую бутылочку с притертой пробкой, из тумбочки — вскрытую банку с маринованными огурцами и мензурочки. Четыре штуки. Мартынюк разлил по тридцать граммов ровно. Леша отобрал у него пузырек и долил себе доверху. Девочки аккуратно двумя пальчиками взяли мензурки, посмотрели друг на друга.

— За знакомство, — сказала «лапочка».

Мартынюк нашел, наконец, музыку.

— Давайте танцевать, — он поднял за руку «лапочку». Они тотчас же прилипли друг к другу и стали топтаться посредине между койками.

Коля смотрел на сидевшую напротив Олю, лицо которой по-прежнему ничего не выражало, кроме грусти. И Коля решился:

— Пойдем… Оля?

Оля встала, положила Коле руку на плечо и грустно посмотрела на него сверху вниз.

Леша налил еще мензурочку, выпил, закусил и, хрустя огурцом, вытащил танцевать блондиночку.