Порт-Артур – Токио

– Поезжайте, поторопите, голубчик, барнаульцев! Вместе мы их быстро собьем. Пусть так вот прямо и наступают по ту сторону железной дороги, а главное, попросите у командующего хотя бы пару батарей гаубиц, заткнуть этих шрапнельщиков-негодников…

Барнаульцев подгонять не пришлось. По комьям смерзшейся грязи и кореньев гаоляна этот полк, составленный почти целиком из бывалых, обстрелянных бойцов, умудрился пройти за какие-нибудь полтора часа около девяти верст. Все в этот памятный день спешили на выручку друг другу.

Когда я подъехал к деревне Юцзя-чжуанзы – на половине расстояния между Маетунем и Ляояном, по ту сторону железной дороги, – она была уже набита до отказа барнаульцами, их передовые роты густыми цепями разворачивались в поле. За околицей слышались крики – то артиллеристы при помощи пехоты старались вытянуть свои тяжелые гаубицы, застрявшие в смерзшихся колеях от огромных колес китайских арб. Другая батарея сумела сняться с передков, и орудия уже открыли по невидимому, вероятно, противнику навесной огонь. Снарядов не жалели.

Наши войска по всей линии дрались с беззаветной храбростью. Начальник 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал Данилов поражал всех своим безразличным отношением к японским пулям и снарядам, буквально осыпавшим его наблюдательный пункт.

– Что? Что вы говорите? – переспрашивал он, когда, обращая его внимание на свист пуль, ему советовали сойти с гребня. – Я ничего не слышу, – неизменно отвечал Данилов. Он и действительно был туговат на ухо.

Артиллерия, соперничала в мужестве с пехотой. Командир 3-й батареи 6-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады подполковник Покотилов хотя и заметил, что японцы скопились в лощине в четырехстах шагах от наших слабых на этом участке стрелковых цепей, но с закрытой позиции не мог отбить атаку: впереди было большое мертвое пространство. Тогда он приказал выкатить орудия на гребень. Но из-за сильного ружейного огня половина прислуги выбыла из строя, и батарею пришлось снова убрать за гребень.

Тогда Данилов приказал выкатить на гребень хоть одно орудие. Но в эту минуту Покотилов был убит. Заменивший его офицер пал вслед за ним. Последним оставшимся в батарее орудием стал командовать фейерверкер Андрей Петров, продолжавший поражать японскую пехоту в упор. Она уже не смела тронуться!

– Патронов! Давай патронов! – кричал фейерверкер Петров генералу Данилову.

Стемнело. Канонада стихла. Пошел снег…

Выехав с рассветом снова на правый фланг 1-го корпуса, я прежде всего рассчитывал найти барнаульцев на старом месте, у Юцзя-чжуанзы. Японцы, по-видимому, были очень недовольны потерей этой деревни, и еще на подъезде к ней над нами стали рваться их шрапнели. В ушах звенело от резких выстрелов двух наших батарей, тоже открывших огонь.

Стоял настоящий ад от разрывов то шимоз, то шрапнелей. На поле боя, казалось, нельзя было найти живого места. Мы укрылись за насыпью, к которой прижались и стрелки. Но через полчаса канонады японский огонь начал слабеть – наши артиллеристы нащупали, наконец, место расположения двух зловредных батарей. Закопошилась пехота, чертыхаясь и поправляя амуницию. Ясно – им сейчас вновь в штыковую.

Вижу вдалеке Леша, как и вчера, в шинели нараспашку. «Молодцы! Ну-ка! На штыки япошку!!!»

«Ур-ра-а-а!!!» И вскинулась, выплеснулась из выдолбленных в уже подмороженном красноземе саперными лопатками ячеек и окопчиков людская волна… Впереди застрочили «гочкисы», защелкали «арисаки». До окончательного разгрома японцев под Ляояном оставалось два дня…

– Ваши войска необыкновенны! – сказал мне встреченный позже на Мукденском вокзале германский военный агент полковник Лауэнштейн. – Как будто они и не дрались три недели назад! Одни русские способны так быстро восстановить порядок. По моему мнению, в этом главная причина поражения Оямы. Японцы восстановиться просто не успели…

После Ляояна я опять вернулся в разведывательное отделение. И многое в Мукдене не узнал. Принявший у Куропаткина дела Гриппенберг начал свою деятельность с наведения порядка в организации войск. Временные, импровизированные отряды расформировывались, откомандированные по различным причинам офицеры возвращались в часть. Попадались среди последних и не желающие идти на фронт, и стремящиеся отсидеться под предлогом болезни и тому подобных причин в тылу. Такие безжалостно увольнялись без пенсии.

Да, трудновато стало героям тыла при новом, решительном и настойчивом главкоме. С первых же дней центром общих сборов всей этой разношерстной публики явился вокзал. Когда мне по служебной надобности пришлось заглянуть на Мукденский вокзал, я был приятно поражен, увидев его совершенно изменившимся. Вспомнился мне его вид буквально пару месяцев назад, при отъезде из госпиталя.