Наталья же сообщала ему и о Коле Ковалеве, давнем его приятеле, который теперь перевелся в тралфлот и сейчас ходит на «Зените». Три раза Ярцев попадал с ним на один пароход, и всегда они жили душа в душу, а на последнем, на «Куинджи», они так сошлись, что даже на берегу были вместе, вызывая этим ревнивую озабоченность жен. Когда Наталья вспоминала Колю, у нее лицо молодело и глаза становились лукавыми и озорными. Ладная у них тогда подобралась компания.
Наталья появилась, когда сигарета почти догорела.
— Привет, — небрежно бросила, поставила полное ведро и попросила закурить.
Лицо ее, несмотря на свежий легкий загар, выглядело утомленным. Облокотившись рядом на планшир, она жадно затянулась и, сильно выдохнув дым, спросила:
— Где идем-то? Канары уже прошли?
— Опомнилась! — удивился Ярцев. — Скоро тропики.
— Да ну, к лешему, с такой жизнью имя свое не вспомнишь. До трех часов сегодня в кинга играли, — будто упрекая кого-то, пожаловалась она.
— Азартную жизнь проводишь, — посочувствовал Олег.
— Если бы… Не каюта, а проходной двор. Турнепс вчера заявляет: «Вы почему на ключ закрываетесь? Не положено по уставу». Влез и просидел до трех. Еще Мишенька твой был.
— Так гоните вы их!
— Я шуганула старпома пару раз, так Полина обижается. Она за ним, как за каменной стеной.
— Сообразительная девочка.
— Она развлекается, а я, как дура, сиди. И спать — не заснешь, и уйти нельзя, чтобы не наследить. Мой чертушка мне уже сцены ревности закатывает.
— Это еще кто такой? — удивился Олег.
— А, ладно, будто не знаешь, — отмахнулась Наталья и вдруг схватила Олега за руку: — Смотри! Смот-три, кто это?
Метрах в ста от судна показалась черная блестящая спина огромной рыбы. Она вышла из глубины будто мина и, не двигаясь вперед, качалась на волне.
— Загорает, холера, — сказала Наталья и посмотрела на свое предплечье, — а тут и позагорать некогда. Ты тоже белый.
— На обратном пути, — ответил Олег, наблюдая, как рыба выставила вверх плавники и, лениво прихлопывая ими, стала медленно вращаться вокруг своей оси.
— Слушай, а почему ты к нам никогда не зайдешь? — спросила Наталья.
— Некогда, с работой зашиваюсь, — ответил Олег, хотя это ему и в голову не приходило.
— А Поля жаловалась, что ты неприветлив с ней, даже не здороваешься. Как же так, Олежек? Нехорошо.
— Нервы берегу. Обхамила меня на стоянке. Да и тут, на днях, бог знает куда послала.
Наталья прыснула, чуть дымом не поперхнулась.
— Это она умеет. Ты не сердись, на стоянке она занята была, судовая жизнь ее не интересовала.
— Чем занята-то?
— Ни чем, а кем. Парень у нее был, замуж собиралась.
— Освободилась, значит.
— Да ну, ее сам черт не разберет. У старпома — положение, у Али — доллары, у Мишеньки твоего — красота. Нонешние девочки ведь не как мы, они с оглядкой. У тебя вот — грубость. Столько поклонников. Она и развлекается.
— Я-то здесь при чем! — удивился Олег.
— Ой ли? Не скажи, я видела у тебя в каюте эбонит. Тоже парусники решил делать? — спросила она, усмехаясь.
— Ребята просили. А при чем здесь парусники?
— Ну как же! Будто не знаешь? Это она, Полька, выкамаривает. Сказала своим дуралеям, что мечтает о прощальном сувенире. Парусник — как раз подойдет. Ну и пообещала им что-то. Они и рады стараться.
— Она что, парусный флот решила собрать? Куда ей столько?
— Да ну, нужны они ей! Девочка так веселится.
— Веселая девочка.
— Она бросает море. Говорит, не женское это дело. Женское дело — цветочки приносить.
— Какие цветочки, — не понял Ярцев.
— Любимого встречать с цветочками, когда он возвращается из рейса… Она сказала, что если ты с ней не будешь здороваться, она тебя еще дальше пошлет.
— Куда уж дальше-то? — удивился Олег. — Дальше я не знаю.
— Ты еще много не знаешь, — многозначительно произнесла Наталья.
— Мне все равно, могу и здороваться, — сказал он безразличным тоном.
— Ох, Олежек, — хитро прищурилась Наталья, — кажется мне, что тебе не все равно.
— Креститься надо, если кажется, — хмуро сказал Олег.
Наталья бросила окурок за борт и, увидав, что сторона наветренная, пошла со своим ведром на корму, сказав ему с улыбкой:
— Приходи, у нас весело бывает.
Рыбина уже где-то за кормой медленно погрузилась раз, другой, как поплавок при хорошей поклевке. Потом нырнула и больше не показалась.
«Это луна-рыба, — догадался Олег. — Самая ленивая из рыб. Мясо у нее очень нежное».
С кастеляншей он не разговаривал, не здоровался и вообще делал вид, что не замечает ее. Но на судне она была едва ли не самым популярным человеком и ему все время о ней напоминали. То рефмеханик вдруг поведал, что она «школьница», ученица восьмого класса, и он, как внештатник заочной школы моряков, будет принимать у нее зачет по химии, то старпом пожаловался, что во время вахты застал электрика у нее в каюте, то Серый сообщил, что она, оказывается, «не глупо пляшет» и будет выступать в самодеятельности ко Дню Нептуна.
Когда он встречал ее в коридоре и, не поднимая глаз, проходил мимо, он чувствовал, что она на него смотрит. Иногда она специально загораживала ему дорогу, и он вынужден был прижиматься к самой переборке, чтоб не задеть ее.