Порт

Рейс начался спокойно, как обычно и начинаются рейсы в тихую погоду. Команда отдыхала от берега.

Тихо в коридорах, не хлопают двери помещений, из кают не звучит магнитофонная музыка. Только в пересменку вахт слышны на трапах тяжелые шаги, глухие, короткие реплики и протяжные вздохи. Пустует кают-компания. «Шоколадница» Лиотара застыла с чашкой в руках, и если внимательно на нее посмотреть, то в ее волооком взоре можно прочесть недоумение: «Кому же ее отдать, эту чашку?» А с противоположной стороны, вечно женственная, ей улыбается ренуаровская Жанна Самари, которой ничего не надо объяснять.

Из всей команды, наверное, один дед, Василий Кириллович Саянов, был на ногах с утра до вечера, бродил по судну, как привидение, или, опустившись в машину, ощупывал, осматривал механизмы, вызывая этим ворчание вахтенных механиков.

Мимо Рыбачьего, Норд-Капа, вдоль берегов Норвегии идет пароход будто сам по себе. А машинный телеграф, застывший в положении «полный вперед», кажется, навечно определил число оборотов главной машины, которая гудит где-то внизу, наполняя судно частой и мелкой дрожью.

Винт бьет за кормой, вспарывая воду, молотит ее, крутит, отшвыривая назад, и далеко за полукружьем юта остается прямой, почти без рысканья след, который метит дорогу. Будто нить Ариадны — от своего причала, от ранней осени Баренцева моря до весны самого южного из морей, моря Уэделла.

Минул день, другой. Кончился период спячки. Динамик на переборке ожил, заговорил на разные штурманские голоса, в которые все уверенней вклинивался голос помполита, извещая о том, что общественная жизнь на судне началась.

Помполит, Василь Васильевич, на флот пришел недавно. Он приехал откуда-то из средней полосы, но так ему, видимо, нравились и море, и его должность, что с лица его не сходило выражение какой-то удивленной восторженности. И в голосе его эта восторженность звучала, когда он брал в руки микрофон и начинал любое сообщение со слов: «Товарищи моряки…»

А тут и судовое собрание подоспело: куда рейс, да какой план, да как в прошлый раз сработали. «Наш пароход прочно держит знамя флота в своих руках», — сообщает капитан. «А как с заходом?» С заходом — никак. Не будет захода. Дефицит валюты, перерасход фондов. Но вот вам новость: трех матросов сократили и кастеляншу. «Подвахту я вам могу обещать, а вот заход — извините». — «Ну, порадовал, ну, удружил! Мы так не договаривались!»

Нормальное собрание. Нормальные известия. Нормальная жизнь началась.

За Англией немножко покачало, как всегда бывает перед резкой сменой погоды, в Бискае еще гулял ветер и низко висела облачность, а наутро был полный штиль, ясная голубая вода, яркое солнце и густой влажный воздух, от которого стремительно падает изоляция. Кому радость — кому новые заботы.

Когда Ярцев спустился в центральный пост, изоляция на щите упала до ноля. Электрик Миша Рыбаков в нерешительности переминался у панелей. Ярцев отключил автомат прачечной, и стрелка медленно поползла вверх.

— Я же вчера чинил ее, — оправдываясь, сказал Миша. — С ней никакого сладу нет. Льет воду, где попало.

— Что чинил? Кто льет? — не понял Ярцев.

— Да прачка, кастелянша эта. Вчера отладил ей стиральную машину, а она опять залила.

— Давай быстро в прачечную и чтобы через час включил. Сегодня стирка, шуму не оберешься.

— Шуму и так не оберешься. Она голосит как грачиная стая, — заворчал Миша, но по тому, как быстро и послушно подхватил он сумку с инструментом, видно было, что идет он туда не без охоты.

Алик Сивцов, четвертый механик, проводил Мишу взглядом, сказал неравнодушно:

— Ну и хитрован! Побежал, обрадовался. А то он не знал! Не знал, что делать.

— Молодой еще, — сказал Ярцев, оглядывая приборы.

— Молодой, да ранний. Теперь просидит там до обеда. А старпом звонил уже, просил питание. Опять нашей вахте будет втык.

— Алик, вода-то, между прочим, из твоих труб течет.

— А что трубы, я их, что ли, делаю? Латать не успеваю. У тебя вон тоже, КЭТ опять не работает. За всеми не уследишь.

Ярцев повернулся к панели КЭТ и нажал пробный пуск. Печатная машинка стояла как вкопанная. На табло вспыхнули и замигали две красные лампочки.

— Эк они дружно перемигиваются, — подошел дед. — Опять мозговой центр отказал?

— Да, — сказал Ярцев, снимая сигнал. — Влажность.

— Конечно, — ворчал за спиной Алик. — От влажности все произойти может. Я вот рассказ читал, так там жена мужу изменила из-за влажности. Там и присказка была: «Эка важность — виновата влажность».

— Нам бы только температурку выхлопа видеть, — попросил дед. — Можно так сделать? Пусть только температуру показывает, а остальное не надо.

— Не получится, Василий Кириллович. КЭТ не такая, ей либо все — либо ничего. Я ей всерьез займусь, — пообещал Ярцев.

— Это, конечно, не к спеху, — словно извиняясь, сказал дед.