Порт

Иногда он на судах работал, особенно по воскресеньям, деньги брал, да не те, что давали, а сам выторговывал. Но это народу даже нравилось — нормальный мужик, без Вениных заскоков. И нахальный был, смелый, уже и на большие пароходы, на те, что в загранку ходят, залезал без стеснения. А на малыши вообще заходил, как капитан.

Слух пошел по порту, что якобы на флоте он не случайно. Многие верили, потому что про какое начальство ни заговорят — все они оказываются у него Коли, Васи, Пети и со всеми он на дружеской ноге.

Веня как-то придержал его в каптерке, предупредил, чтобы не зарывался. А тот наглый, прет буром:

— Ты мне коммерцию срываешь. Прекращай. Говорю, как член профсоюза: за вахту — червонец, в выходной — два. Тебе что, деньги не нужны? Я в выходной по сотне зашибаю.

Драться с ним Веня не стал, но расстались врагами. Ковтун еще и пригрозил:

— Встанешь поперек дороги — по стене размажу.

И, видно, трепать что-то про Веню стал. Веня придет на судно и чувствует: атмосфера не та, нет дружеского расположения. Деньги стали совать. Потом начали на судах пропадать вещи. Ковтун начисто обнаглел. В открытую не поймали, за руку не схватили, как докажешь? А тот умен — приходил так, чтобы на Веню подозрение падало.

Веня еще раз с ним поговорил, предложение сделал:

— Ты на БМРТ прижился, там и пасись, а на малыши не лезь.

Ковтун ему в лицо рассмеялся:

— Не ты мне будешь указывать, а я тебе, хрен чокнутый. Последний раз предупреждаю: будешь мне мешать — заложу.

А тут в кубрике на «Мезени» моторист Коля Храмов внес новые подробности. Встретил он в городской сберкассе Димку-Охламона — так его называли — вырвал у него из рук сберкнижку и подробно рассмотрел. На вкладе оказалось тринадцать тысяч новыми, а первую сотню он внес год назад, как раз в то время, когда в порту появился.

— Наши денежки-то! Сволочь, кровопивец, — загалдели парни. — Что делать будем с этим гадом?

— Вы ничего не делайте, — сказал Веня. — Я с ним сам разберусь. Он по моему ведомству проходит.

— А справишься? — усомнился Коля Храмов. — Он здесь ряшку-то наел хорошую.

— Это уж моя забота, — ответил Веня, как выяснилось потом, довольно опрометчиво.

4

В воскресенье в порту малолюдно. В пересменку пробегут, поменяются вахты на судах, и опять тишина. Самое безопасное для Вени время. Он здесь хозяином себя чувствует, прогуливается не торопясь, любуется заливом, сопками, неяркой северной весной.

Снег в городе уже сошел, только на недоступных сопках той стороны лежал еще кое-где маленькими остроугольными озерками. От земли, от нагретого залива поднимался влажный воздух. Невидимый вблизи, он погружал в дымку дальние причалы, синевой подкрашивал сопки и судам на рейде придавал текучие, неверные очертания.

В этом затуманенном мире угадывалась тревожащая даль, глубина. И какая-то благостная грусть насыщала пространство.

Небо начиналось от самой земли. Оно было плотным, теплым и пахло рыбой, водорослями, человеческим потом — родным и осмысленным запахом жизни. Но то, что не видно было за этой туманной дымкой, тоже существовало. Веня знал, что где-то там, за морями и сопками, существует жизнь, в которой он рожден, с которой связан той мирской грустью, что сейчас размягчала его душу и делала доступным и ясным связь со всем живым на свете. И сколько бы ни прошло времени, будет он жить на свете, нет ли, связь эта останется навечно, как остались для него вечными и нетленными образы его детства, его отец и его мать.

Прогуливаясь по причалам, Веня не выпускал из вида «Семжу», где вышибал Ковтун воскресную сотню.

Веня не готовился заранее ни к драке, ни к разговору. Он не мог толком объяснить себе, почему взялся за это непростое и опасное дело, но почувствовал, что никто, кроме него, этого делать не должен.

Веня сознавал, что жизнью своей в порту он обязан не столько себе, сколько людям. Они кормят его, одевают, дают приют. Они поступают так по свойству характера, имя которому — доброта. Эти люди — источник и смысл его жизни. Себя найти — да, но не для себя, а для них определить свое место и отдать долг. Они впереди него, выше, поскольку доброту могут творить, ничего не требуя взамен. Он живет за счет общей людской доброты и оплатить ее может только равной ценой. А он не способен, не располагает ею на всех, потому что они в ней не нуждаются. Они без Вениной доброты проживут, он — пропадет. Поэтому и долг его неоплатен, поэтому и чувствовал Веня перед ними свою вину и старался всеми силами ее искупить.