Порою нестерпимо хочется…

— Этот Ивенрайт, я ему не доверяю; так и жди от него подвоха. Когда мы заключили этот контракт, честное слово, я подумал… Осторожно, ребята. Зачем покупать новое снаряжение? Я в свое время сказал Стоуксу: зачем нужен новый осел, если этот еще ходит?.. Послушай, Леланд, я тебе рассказывал про свои зубы? — Он поднял фонарь к лицу, и я увидел, что он извлекает изо рта зубы. — Ну, что скажешь? — Он выпятил губы. — Моих только три — смотри-смотри, — а два подлеца даже напротив друг друга. Что скажешь? — Он торжествующе рассмеялся и вставил челюсть обратно. — Страшно повезло! Джо Бен так и сказал мне: такое везение — это признак чего-то там… Эй, Джо, не забудь смазать лебедку, слышишь? Если с ней как следует обращаться, она еще прослужит пару сезонов… А как она выглядит — кого это волнует… — Кряхтение и ворчание. — Охо-хо! — Временами он останавливается, проклиная палеолитическую боль в плече. — Да, и пусть Боб будет поосторожнее с весами, они скользкие, как жир, — стоит чихнуть, и они уже норовят обмануть. К тому же вам придут помогать ребята Орланда, да? И никакого кофе и трепотни каждые двадцать минут. Мы еще не «Ваконда Пасифик». Чтобы все крутились. У нас до Дня Благодарения один месяц — понимаете вы? — всего один месяц…

Он изрекал разрозненные наставления, вероятно уповая, что они каким-то чудом смогут компенсировать его монументальное отсутствие.

— Черт бы вас всех подрал, вы слышали про лебедку? Что я сказал?!

Последнюю часть речи заглушал заводимый Хэнком мотор; и только после того как он завелся и принялся монотонно урчать, трос был аккуратно убран под кормовое сиденье, а бак проверен, Хэнк обратил внимание на старика. «Знаешь… — Хэнк броском снял причальный канат с бухты, устроился у мотора и протянул руку за фонарем, который Генри отдал с такой же неохотой, как, вероятно, Наполеон свою шпагу на острове Святой Елены. — Знаешь… — он поворачивает фонарь к Генри, и тот, попав в луч света, запинается, словно этот свет выжег все его костлявое нутро, — …ты сегодня с утра такой шумный».

Генри оторопело моргает. Его рука начинает невольно подниматься, чтобы заслонить глаза от света, но на полпути он решает, что этот жалкий жест не подобает ему, и он опускает руку, предпочтя негодующе отвернуться и от света, и от язвительных слов своего непочтительного сына. «Кышшш!» Нам же он предоставляет любоваться своим величественным профилем на фоне занимающегося утра. Величественный и непоколебимый, он стоит, устремив в даль стальные глаза, потом медленно достает из кармана табакерку, открывает ее одной рукой и заправляет катышек под нижнюю губу… — Ты только посмотри на него, — шепчет Хэнк.

Седые волосы обрамляют его голову, как грозовая туча, резкие линии скул, высокий лоб, крючковатый нос, нависающий надо ртом, напоминающим подкову…

— Да-а-а… — выдыхает Джо.

С аристократической строгостью и величественной надменностью он так и стоит к нам в профиль в луче фонаря, пока Хэнк не поддает Джо Бену в ребра и снова не начинает шептать: Черт, как он красив!

— Ну, — соглашается Джо Бен, — второго такого не сыскать.

— Как ты думаешь, не страшно оставлять с ним наедине мою беззащитную крошку?

— Трудно сказать, — отвечает Джо Бен.

— В таком возрасте — и такая грива.

— Да. Как пророк, ни дать ни взять.

Все это звучит как довольно-таки заезженная пластинка; и я представляю себе, что такие сцены повторяются у них каждое утро. Старик изо всех сил старается не обращать на них внимания. И все же я вижу, как довольная улыбка начинает смягчать его суровые черты.

— Он и есть, ты только посмотри. — Голос Хэнка полон насмешливого благоговения и восхищения. — Ты только взгляни, как у него расчесаны и напомажены брови. Будто он их специально смазывал…

— Щенки! — рычит Генри. — Сукины дети! Для вас нет ничего святого! — Он бросается к сараю за веслом, но Хэнк вовремя отчаливает, оставляя на берегу мечущуюся фигуру, столь разъяренную и в то же время столь безусловно довольную этими насмешками, что я вместе с Хэнком и Джо Беном не могу удержаться от хохота. Смеясь, они плывут по реке. После комедии, разыгранной на причале, напряжение, не отпускавшее Ли во время утренней лекции, наконец спадает, и Хэнк чувствует, что его тревога из-за Вив ослабевает по мере того, как удаляются огни дома. (На причале мы, как всегда, пощипали старика, и я заметил, как рассмеялся Ли, — значит, немного успокоился. Я думаю, самое время сделать шаг и попробовать поговорить с ним. Черт побери, самое время наладить отношения.) И чем больше светлеет небо, тем чаще братья бросают друг на друга взгляды и снова отводят глаза, выжидая…