Порою нестерпимо хочется

(...Облака быстро несутся над землей. Бармен приносит пиво. Булькает музыкальный автомат. Хэнк в доме повышает голос, чтобы преодолеть молчаливое сопротивление: "...черт побери, мы здесь собрались не для того, чтобы решить, будут нас любить в городе или нет, если мы продадимся "Ваконда Пасифик"... а для того, чтобы понять, где нам взять еще одни рабочие руки. -- Он делает паузу и оглядывает собравшихся. -- Так... есть у кого-нибудь какие-нибудь предложения? Может, кто-нибудь готов взять на себя дополнительные обязательства?" Наступает гробовое молчание. Джо Бен закидывает в рот пригоршню семечек и поднимает руку. "Что касается меня, то я решительно отказываюсь работать больше, чем сейчас, -- произносит он жуя, потом наклоняется и сплевывает в ладонь шелуху, -- но у меня есть небольшое предложение...")

Открытка лежала на нижней ступени -- трехпенсовая открытка, исписанная толстым черным карандашом, -- но одна строчка в этом послании была особенно жирной и черной.

"Наверное, ты уже вырос, Малыш".

Сначала я даже не поверил своим глазам; но рука, вцепившаяся мне в колено, и волынки, хрипящие в груди, продолжали свое дело, пока я непроизвольно не разразился безрадостным хохотом, нахлынувшим на меня так же неожиданно, как до того слезы -- "Из дома... о Боже мой, открытка от моих!" -- и только тут я окончательно осознал ее реальность.

Я вернулся к скучающей машине, чтобы внимательно прочесть, пытаясь сдержать накатывающие спазмы хохота, которые не давали разобрать буквы. Внизу стояла подпись: "Дядя Джо Бен", но я бы догадался и без нее -- этот вихляющий почерк ученика начальной школы мог принадлежать только ему. "Конечно. Почерк дяди Джо. Никаких сомнений". Но мое внимание привлекала строчка, добавленная с краю и выведенная более тяжелой и уверенной рукой, и когда я прочел ее, в сердце моем зазвучал другой голос, не Джо Бена, а брата Хэнка.

"Леланд. Старик Генри здорово разбился -- дело нуждается в рабочих руках, -- нам нужен какой-нибудь Стампер, чтобы не связываться с профсоюзом, -- было бы хорошо, если бы ты смог..." И уже другим почерком дописано ручкой: "Наверно, ты уже вырос" -- и т. д. И в конце, уже после вызывающе огромной подписи, все буквы которой заглавные, -- "С чего это большой брат пишет свое имя заглавными буквами?.." -- неуклюжая попытка искренности:

"P. S. Ты еще не знаком с моей женой Вивиан, Малыш. Теперь у тебя есть что-то вроде сестры".

Эта последняя строчка разрушала все впечатление. Мысль о женитьбе брата показалась мне такой смешной, что теперь я уже искренне рассмеялся, почувствовав, что достаточно силен, чтобы презирать его. "Ба!" -высокомерно воскликнул я, отбрасывая открытку на заднее сиденье, -- призрак прошлого скалился мне в лицо из-под каскетки лесоруба. "Я знаю, что ты, ты -- всего лишь плод несварения моего желудка. Это кислая капуста забродила у меня в холодильнике. Или недоварившаяся картошка вчера вечером. Вздор! От тебя несет подливкой, а не могилой!"

Но так же, как и диккенсовский персонаж, призрак моего старшего брата с невероятным грохотом распрямился, потрясая лесорубными цепями, и, провозгласив страшным голосом: "Ты уже вырос!" -- вытолкнул меня в поток машин. Теперь я уже хохотал не без причины: какова ирония судьбы, чтобы это неожиданное послание пришло именно сейчас! -- давно я так не смеялся. "Ничего себе! Звать меня на помощь, как будто мне больше делать нечего, как бегать помогать им валить деревья!"

Но теперь я знал, куда я отправляюсь.

К полудню я загнал свой "фольксваген", получив за него на пятьсот долларов меньше, чем он стоил на самом деле, а через час уже волок сумку Питерса и бумажный мешок, набитый всякой ерундой из отдела галантереи, к автобусной станции. Я отправлялся в путешествие, которое, согласно билету, должно было занять у меня целых три дня.

До отхода автобуса еще оставалось время, и после пятнадцатиминутной борьбы с собственной совестью я решился подойти к телефону и позвонить Питерсу. Когда я сообщил ему, что жду на станции автобус, чтобы ехать домой, он сначала не понял.

-- Автобус? А что случилось с машиной? Послушай, оставайся на месте -я сейчас заканчиваю семинар и заеду за тобой.

-- Я очень признателен тебе за твое предложение, но сомневаюсь, что ты готов потратить на меня три дня; то есть даже шесть дней -- туда и обратно...

-- Шесть дней, туда и обратно? Ли, черт побери, что случилось? Где ты?

-- Минуточку...

-- Ты действительно на автобусной станции, без дураков?