Порою нестерпимо хочется

Покончив с бритьем, он решает уехать из города. Единственное, на что он абсолютно сейчас не способен, это сцены с полицией, владельцем дома и почтовыми служащими -- бог знает, кто еще захочет в этом поучаствовать. Встречаться со своим приятелем по квартире он тоже решительно не хочет, так как диссертация того словно конфетти разлеталась по всем трем комнатам коттеджа. Ну и что из этого? Он давно уже понял, что пытаться пересдать экзамены -- это лишь бессмысленная трата времени и своего, и преподавателей; он уже несколько месяцев не открывал учебники, и единственной книгой, которую он брал в руки, было собрание старых комиксов, хранившееся у него в тумбочке. Так почему бы и нет? Почему бы не взять машину... не переехать снова к Малышу Джимми... единственное, что... в последний раз, после того как прошлым летом Джимми уехал от мамы, он стал таким смешным... будто... хотя, может, это одни выдумки. Или предположения. В любом случае, пока гром не грянул, как говорится... лучше будет, наверное...

Отражение вымытого и выбритого лица в зеркале потрясает его. Из обоих глаз струились слезы. Похоже, он плакал. Странно, он не испытывал ни горя, ни сожаления -- ни одного из тех чувств, которые обычно вызывают слезы, и тем не менее он плакал. Он одновременно испытывал отвращение к себе и страх -- это красное чужое лицо с разбитыми очками, бессмысленным взглядом и потоки слез как из водопроводного крана.

Развернувшись, он выскочил из ванной -- повсюду были раскиданы книги и бумаги. Он принялся обыскивать комнаты, пока не наткнулся на свои темные очки, валявшиеся на столе среди гор грязной посуды. Он поспешно протер их салфеткой и водрузил на нос вместо разбитых.

Затем вернулся в ванную, чтобы еще раз взглянуть на себя. Очки действительно существенно улучшили его вид -- в зеленовато-морской дымке он уже не выглядел так отвратительно.

Он улыбнулся и, приняв позу небрежно-развязного самодовольства, откинул голову назад. Беззаботный взгляд. Он опустил глаза. Теперь у него был вид бездомного путешественника, бродяги. В рот он вставил сигарету. Еще один мазок к образу человека, в любой момент готового сняться с места...

Наконец, удовлетворенный, он вышел из ванной и принялся собирать вещи.

Он взял только одежду и несколько книг, побросал их в сумку своего приятеля, а в карманы распихал попавшиеся под руку клочки бумаги и случайные записи.

Потом он снова вернулся в ванную и аккуратно наполовину опустошил все наличествующие бутылочки с таблетками. Высыпав все это в старую пачку из-под "Мальборо", он свернул ее и запихал в карман брюк, уже лежавших в сумке. Бутылочки он засунул в изношенную туфлю, заткнул ее грязным потным носком и зашвырнул под кровать Питерса.

Он начал было застегивать портативную машинку, но тут на него накатила новая волна спешки, и он бросил ее лежать на столе вверх тормашками.

-- Адреса! -- Он начал перерывать ящики своего стола, пока не наткнулся на маленькую записную книжку в кожаном переплете, но, перелистав ее, вырвал лишь одну страницу, бросив остальное на пол.

И наконец, держа сумку двумя руками и тяжело дыша, он остановился, огляделся -- "о'кей -

и бросился к машине. Сумку он затолкал на заднее сиденье, запрыгнул внутрь и захлопнул дверцу. Звук удара резанул слух. "Закройте окна". Щиток был раскален, как жаровня.

Он дважды попытался развернуться задом, плюнул, нажал на газ, пересек газон и выехал на улицу. Однако поворачивать на нее не стал. В нерешительности он, не заглушая мотор, остановил машину и уставился на ровное и чистое полотно мостовой. "Ну давай же, парень..." От хлопка дверцы в ушах у него звенело ничуть не меньше, чем от взрыва. Он выжал весь газ, словно понуждая машину самостоятельно решить, куда поворачивать -- налево или направо. "Ну, парень, давай, давай, давай... серьезно". Ручка стала горячей, как кочерга, в ушах звенело... Наконец, прижав ладонь к лицу, чтобы как-то прекратить этот звон, -- мне показалось, что кто-то игриво схватил меня за колено, в горле захрипело, словно скрипучая волынка, -- он понял, что снова плачет, всхлипывая, взвизгивая и задыхаясь... и тогда: "Ну, если ты не в состоянии серьезно смотреть на вещи, веди себя хотя бы разумно; кто, в конце концов, в этом несчастном мире?.." -- и тут он вспоминает об открытке, оставленной на крыльце.