Но не успела она сказать еще хоть слово, как новый идущий громко и ясно окликнул ее:
— Дорвен!
Теперь, когда он подошел поближе, Дьюранд видел, что он прихрамывает, движется с трудом и одной рукой придерживает на горле длинный плащ.
— Дорвен? Ради всего святого, где ты, сестренка? — То был Морин, поднявшийся, несмотря на свои раны.
— Морин! — воскликнула Дорвен. — Что ты тут делаешь?
Наследник Монервея скривился от боли. Даже в темноте Дьюранд видел, что глаза у него блестят от лихорадки.
— Я заметил вдруг, что ты куда-то исчезла, сестренка. Ушла. Это опасно. — Вокруг него на повозках клубились тени. — В вооруженном лагере всегда опасно. Да еще и это вот.
Пока Дорвен глядела на брата, Дьюранд высвободился и шагнул в сторону.
— Да. К тому же у костров гораздо теплее, чем здесь. А скоро будет готова горячая еда. У его светлости такой усталый вид. Чтобы вернуться, ему придется опереться на чье-нибудь плечо. Это неподходящее место — ни для кого из нас.
Вместо того чтобы предложить свою помощь, он оставил Девушку стоять рядом с братом. Не могла же она побежать за ним, когда брат хромал и горел в лихорадке. Только не она.
Дьюранд побрел мимо телег к пустому берегу реки. Тут и там он видел во тьме святое воинство старого Конрана. Рыцари стояли в дозоре, одинокие и мерцающие, точно свечи в их чистых белых облачениях.
Ламорик заслужил себе лучшего вассала, чем он. Вассала, который бы не стал смущать покой его жены и свято выполнял бы данную им клятву. Однако на долю Ламорика достался именно он, Дьюранд Коль, не способный обуздать свое неразумное сердце, замешкавшийся, когда от его расторопности зависели жизни гибнущих в пламени пожара товарищей.
Оказавшись за высокой стеной повозок, он поглядел на небо. Над черной долиной догорала последняя заря, а облака выглядели как-то странно. Они парили молочными, ледяными сводами — дальние, гигантские небеса. И среди этих странных облаков Дьюранд уловил вдруг какое-то движение: складки, что пересекали небосвод, свиваясь могучими водоворотами, с отчетливыми, жемчужными краями, чистые и огромные. Они висели вдали на севере — два исполинских завитка, подобные перевернутым горам.
Заглядевшись, Дьюранд чуть не налетел на Конрана.
— Король воюет, а мы, его слуги, так далеко от него.
Голос рыцаря казался почти нечеловеческим. В спину Дьюранду словно бы дохнуло незримое присутствие всех мертвецов, что лежали сейчас на телегах. Единственный взгляд древнего исполина горел отсветами тех северных облаков. Когда Дьюранд остановился, Конран на него и не взглянул.
Сейчас, в этой долине, король казался таким далеким.
— Ах да, его брат, — припомнил Дьюранд: принц Эодан из Уиндовера. Владыка лесов, где погиб их отец, Карондас.
— Эодан почти может тягаться с королем гордыней. — Голос рыцаря скрипел, как ветви старого дуба. — Он заявил, что его земли выходят из-под власти его брата. Выходят из состава Древнего Эрреста. И вот вам результат.
Дьюранд глядел на нависшие на горизонте горы. Такие ясные, чистые — как будто из стекла или камня — на севере, над лесами Уиндовера. Ответ Дьюранда прозвучал не громче шепота.
— Что могли сделать вы, как могли предотвратить столь великую битву столь малым числом?
— Король отослал от себя меня и моих братьев. Он приближает к себе глупцов и льстецов и ведет войну с братом в том самом месте, где погиб его сиятельный отец.
Внезапно горизонт осветился яркой вспышкой — за облаками полыхнула молния. Но это было не только небесное явление.
Само мироздание вздрогнуло.
А в следующие, исполненные смятения секунды Дьюранд услышал, как что-то движется над Ирлаком: ветер несся над землей, точно табун лошадей промчался над рекой, прибивая к земле огни сотен полевых костров.
— Еще одно верховное святилище, — прошипел высокий рыцарь. — У моря.
Ветер и в самом деле нес странный, солоноватый запах. Запах морской соли — и огня.
— Это может быть лишь Ивенсанд. Отныне нетронутым остается лишь одно верховное святилище — то, что в самом центре Эльдинора. — На шее Конрана выступили жилы. Тени вокруг словно разбухли, приподнялись. — А вот что уже ждет здесь. Скоро, скоро они освободятся.
Сам Дьюранд не заметил зарослей терновника на берегу, но теперь увидел скорченные фигурки с острыми, точно иглы, когтями. Утраченные шныряли в высокой траве. А на гребне дальнего берега медленно скользила назад, в укрытие, чья-то фигура — высокая, как башня святилища.
— Изгнанные ждут, пока мы бегаем по кругу, — проговорил Конран. — Узы рвутся — нить за нитью. Король ведет войну в пределах собственного же королевства. Ферангор и Акконель лежат в руинах. Септаримы развеяны. Верховные святилища рушатся. За двадцать веков своего существования Эррест не был столь беззащитен пред наступлением ночи. Такое не происходит само по себе или же случайно. Кто-то играет с Древним Эррестом в смертельную игру — а мы даже крошечной части его замысла не ведаем.
Пока Конран говорил, духи Изгнанных снова скрылись во мраке.
— Но Радомор мертв, — выдохнул Дьюранд.