Попытка возврата

Красавица, отсвечивая фингалом, кивнула, а я, выскочив из комнаты и сказав то же самое деду, рванул на улицу. Торопился зря. Там уже всё было кончено. Абаев с Пучковым осматривали сараи. Во блин… Дольше сомневался, чем у нас вся операция по времени заняла. И трёх минут с первого выстрела не прошло. Вот что значит школа! Тут вместе с телегой и ранеными подрулил Игорь. Он нас своей винтовкой издалека подстраховывал, а увидев, что мы спокойно ходим по хутору, тоже присоединился. Подойдя к телеге, убедился, что это действительно два наших лётчика. Те уже малость одыбались и, поняв, что передача их немцам отменяется, были очень разговорчивыми. Мои прикидки оказались правильными. Их «пешку» подбили, стрелок-радист погиб, а они выбросились над лесом. Причём крайне неудачно. Штурман сломал себе ногу, а командир рёбра. Насколько могли, уковыляли с места приземления. А на третий день неудачливых парашютистов подобрал дед. До его избушки, стоящей где-то в лесу, было далеко, и дедок сходил за лошадью. Вот на обратной дороге их и перехватили мельниковцы. Причём совершенно неожиданно. Летуны даже выстрелить не успели. До недавнего времени, как сказал умывшийся возле колодца дед, этих перцев здесь не водилось. Вообще старик производил странное впечатление. При разговоре бубнил, шамкал, такие слова употреблял, что я и не слышал. Однова, надысь. В общем пень — пнём, но вот острый взгляд, иногда мелькавший из-под густых бровей, заставлял насторожиться. Что именно неправильно было в этом дедке — пока не понял, поэтому просто задавал вопросы.

— И куда же ты их, уважаемый, потом хотел девать?

— Ну дык, подлечились бы малость у меня, не в лесу же увеченных бросать, не по-христиански это, да и ушли бы с богом.

— А ты что — доктор?

— Господь с тобой, мил человек! — Старик аж руками замахал. — В лекарстве совсем не понимаю, но вот лубки поставить смог бы. Хоть какая-то помощь страждущим.

Ну, в принципе логично всё объясняет, только что же так внутри свербит. Какое-то несоответствие есть, но я его не могу увидеть. В этот момент вмешалась девчонка:

— Деда Савелий! Ну что же вы так! Это же наши — советские!

Старик досадливо мотнул головой, а я вдруг понял — осанка! Он при разговоре старательно горбился, но иногда разворачивает плечи и совершенно перестаёт быть похожим на забитого пахаря. Чисто на интуиции спросил:

— Вы, похоже, из бывших?

Дед, плюнув на маскировку, выпрямился и, глядя в глаза, ответил вопросом на вопрос:

— А это что — до сих пор преступление?

— Да нет. — Я пожал плечами. — Просто сначала не понятно было, кто вы такой. Чувствовал неправильность в поведении, вот и спросил. Ну а теперь всё ясно. Так что остаётся последний вопрос — так как мы не сможем раненых взять с собой, у вас есть надёжное место, чтобы их укрыть?

— У меня и укроем. Там их сам чёрт не найдёт. На этих-то, — он кивнул на трупы, — мы случайно нарвались, когда я решил по дороге проехать, чтоб увечных не растрясти.

— Понятно… ну тогда разбегаемся. Мы и так время потеряли. Так что спасибо вам и удачи!

Махнув рукой, дал своим ребятам команду выдвигаться. Дед тоже пожелал:

— Ну и вам счастливо добраться.

После чего повернулся и пошёл к лётчикам. Пацанчик, который был с ним, времени даром не терял, закидывая в телегу трофейные винтовки, собранные у убитых. Надо же — не боится покойничков, хотя совсем малец. Или насмотрелся уже?.. Мы отошли шагов на сорок, когда старик меня окликнул:

— Эй, командир! Погоди!

Я остановился и увидел, что он бодрой рысью бежит ко мне. Подбежал, даже не запыхавшись, и начал говорить:

— Вот что, командир, я понял — вы действительно свои. А то ведь по этой форме пятнистой и не понять ничего. Националисты же между собой рубятся, только головы летят. Так что, когда вы панов перестреляли — это для меня ещё не показатель был. А вот когда нас живыми оставили и уходить собрались, точно убедился.

Дед немного помялся и продолжил:

— Те ребятишки, что со мной, — Петька да Татьяна, они ведь ко мне ещё в сорок первом прибились. Мать у них под бомбёжкой погибла, вот я и подобрал сирот. А отец их — комдив Игнатьев. Ну, это в в сорок пером он был комдив, а сейчас, если живой, то уже, глядишь, и до больших ромбов дослужился.

— До звёзд, дед. Ромбов-то уже полгода как нет. Погоны мы носим.

Старик запнулся и недоверчиво спросил:

— Какие такие погоны?

Я, расстегнув ворот комбеза, продемонстрировал старому, о чём речь. Дед неверящими глазами уставился на моё плечо, а потом вдруг отступил на шаг и, сначала перекрестившись, а потом поправив на голове кепку, вскинул руку в воинском приветствии, надтреснутым голосом сказав:

— Господин штабс-капитан, разрешите представиться! Ротмистр семнадцатого гусарского Черниговского полка Савелий Окунин!