Попытка к бегству

Ледогоров продолжал разглядывать его лицо. Он ни разу не видел Челышева после Чечни и был поражен переменами. Вместо усталого, нервного, на грани срыва человека перед ним стоял спокойный, жизнерадостный, уверенный в себе мужик.

— Торопишься? — спросил Антон. — Пошли с нами, по-кофею. Я угощаю.

— Пошли, — Ледогоров наконец оторвался от своих мыслей и тоже улыбнулся. — Хорошо выглядишь, Тоха!

— Стараюсь.

В кофейне на углу Жуковского и Восстания было людно. Под потолком успокаивающе шумел «кондишн».

— Ты все еще — нет? — Антон сделал общеизвестный жест, щелкнув пальцем по горлу.

— Не, — Ледогоров замахал руками. — Кофе!

На секунду его окатила волна страха, что Челышев возьмет себе коньяку, но тот согласно кивнул:

— Тогда и я не буду.

Кофе здесь разливали в красивые чашечки с золотым ободком. Антон пригубил.

— А у Ксении в «Василисе» лучше.

За окном, на остановке изнывающие от жары люди провожали взглядами невесть откуда взявшуюся поливальную машину, едущую по другой стороне улицы. Повеселевший Паша ковырял ложкой внушительную цветную пирамиду из мороженого.

— Как впечатление от поездки.

Антон пожал плечами.

— Так сразу не расскажешь. Но одно точно. Жить — хорошо!

— Ты действительно ожил как-то.

Антон усмехнулся, снова глотнул кофе.

— Знаешь, Саня! Побыв там три месяца, я понял, что все мои психозы и депрессии — детский сад. Я хожу по улицам во весь рост и вожу ребенка в кино. Моя семья не прячется в подвале разрушенного дома. Моим близким не угрожает постоянная опасность попасть под обстрел, подорваться или быть мимоходом расстрелянными. Я как-то по-другому на все посмотрел. Все, что происходит в моей жизни — это не беда. Беда там, а у меня — проблемы, которые можно решать.

Он достал папиросу и сунул ее в рот, не зажигая.

— Чертов Цыбин один раз меня едва не убил и дважды чуть не свел с ума[11]. Я так думал! Я ошибся. Стрелял в меня он, а сводил себя с ума я сам. Всего-то понадобилось дать пострелять в себя побольше, чтобы это понять.

Ледогоров быстро бросил на Антона взгляд. Еще недавно одно имя киллера, расстрелявшего несколько лет назад всю челышевскую группу и попавшего под машину при задержании, могло вызвать у него неадекватную реакцию. Навязчивая идея, что убийца ушел от возмездия, сознательно убежав в другой мир, рвала Антона изнутри. Психика опера — тонкая и очень сложная система. Она мало кому понятна и обычным людям, даже близким и любящим, очень трудно заметить, когда она начинает рушиться. Заметить трудно, а усугубить — легко. Достаточно неосторожного слова, несправедливого упрека, секундного недостатка душевной теплоты…

— Папа! А какого цвета шарик тебе больше нравится?

Паша перестал поглощать мороженое и воззрился на руины былой пирамиды.

— Все красивые. — Антон продолжал мусолить во рту «беломорину».

— Но какой больше?

— Зеленый.

— Зеленого не было!

— Тогда желтый.

Паша полез в креманку ложкой. . — Возьми. Я его тебе дарю.

Антон повернулся, вытер ему рот и чмокнул в макушку.

— Спасибо, дорогой. Ешь. Я не хочу.

Он наконец прикурил.

— Вот так, Саня! Так что я теперь спокоен и весел. Потому что живу, люблю…

— Папа! Я дорогой — потому что дорого стою?

— Ты бесценен.

— А сколько мороженого можно на это купить?

Ледогоров допил кофе. Он смотрел на Антона и думал, что все здорово, но не так просто. Он думал, что тот просто перешагнул через очень сложный этап, но кто знает что впереди. Он думал, что, может, надо бросить все и бежать, как мечтает об этом Жаров. В тайгу, в тундру… Думал, что каждого где-то подстерегает свой Цыбин и что, бросив пить, он сам стал слишком много думать.

— В общем, Тоха, ты — уникум! Человек, которому Чечня пошла на пользу.

Подошла девушка в фирменном переднике с логотипом кафе.

— Извините, но у нас не курят.

— Ой, это вы извините. — Антон торопливо затушил папиросу в блюдце. — Ты что? Думаешь, я там один такой был? Да каждый третий как я. — Он рассмеялся и начал загибать пальцы. — Первые — те, кто за деньгами, хотя платят уже хреново. Дальше — «залетчики», которых с нетерпением ждет дома прокуратура, и те, у кого внутри что-то не так. Вот и весь список.

Ледогоров улыбнулся.

— Повторить заход не тянет?

Антон покачал головой.

— Нет. Перегибать не надо. Это мне еще перед отъездом Максаков сказал. Я его как раз в тот день встретил, когда он погиб[12].

Ледогоров кивнул.

— Я тоже.

Оба помолчали.

— Глупо.

— А умно бывает?

Народу стало больше. От стойки аппетитно пахло выпечкой. Антон одернул пытающегося залезть с ногами на стул Пашу.

— Сиди прилично! Ты-то как? Бросил пить и купил видак?

Ледогоров улыбнулся.

— Это мне надо было бы не пить с рождения. Мать подарила. Кстати, не знаешь, никому не нужен?

— А что? У тебя уже есть?

— Нет, — Ледогоров вздохнул, — нету. Матери лекарства нужны. На четыре тыщи. А она мне такие подарки делать! Придумала тоже.

Антон проследил, как сын доел последнюю ложку мороженого.

— Пошли на улицу. Покурим уже, наконец.