— Пусть думают что хотят! — Лола едва отдышалась. — Мне наплевать! Симоне Мартини… Ох!
Отсмеявшись, наконец, Лола встала с пола и уселась на диван.
Дойти до ванной, чтобы умыться, она была не в состоянии.
— Ай да Вера! — начала она, улыбаясь. —Ай да Зайценогова! Провела тебя, Ленечка, как последнего лоха!
Леня еще раз взял в руки доску, поглядел на нее, повертел в руках, хмыкнул при виде кота в передничке и положил доску на стол.
— Это не Вера, — сказал он, глядя на Лолу очень светлыми глазами. — Она этого сделать не могла. У нее просто не было такой возможности. Меня провела бабуля, Анна Ермолаевна Лопатина. Как меня, так и всех. Нотариуса Селиверстова, Артура из антикварного магазина, своего племянника Лешеньку, его супругу, Штабеля с его братками.., и Веру.
Старуха провела всех. Это она положила в банковскую ячейку вместо картины Симоне Мартини разделочную доску с этим симпатичным котиком. Аскольд, тебе нравится? А я еще удивлялся, зачем она пакет так запаковала, печать прилепила…
— Чтобы никто не догадался, — усмехнулась Лола, — но я хочу тебя спросить, дорогой мой компаньон, говоря языком классики: а был ли мальчик-то? То есть не приснилась ли твоей высокообразованной дамочке из Эрмитажа эта картина? Может, ее и не было вовсе?
— Исключено! — твердо заявил Леня. — Если бы ты видела, в какой экстаз она пришла от одного воспоминания об этой картине.
— Ну тебе, конечно, виднее, — процедила Лола, — ты лучше знаешь, от чего она приходит в экстаз.
— Это к делу не относится, — сухо сказал Леня, и Лола поняла, что шутки кончились. Сейчас она бы не посмела хохотать и валяться на полу.
— Старуха нарочно сделала вид, что картина хранится в банке, она никому не доверяла, и как оказалось — очень правильно делала, потому что нотариус разболтал об этом Артуру, а племянник Леша — своей жене. И та уже посвятила в дело Штабеля.
— И где сейчас, по-твоему, находится картина? — недоверчиво осведомилась Лола.
— Как — где? Разумеется там, в квартире покойной Анны Ермолаевны Лопатиной. Старуха же никуда не выезжала несколько лет, мне ее соседка рассказывала. И племяннику она передать картину не могла, иначе бы уж вторая женушка пронюхала, и тогда картина уже у Штабеля была. А может быть, старухе жалко было расставаться с картиной, она, может, на нее смотреть хотела…
— И что ты собираешься делать?
— Идти туда и искать! Ведь ты хотела наказать эту самую Веру Зайценогову за то, что она пыталась тебя подвести под подозрение и почти преуспела в этом? И за то, что по ее наущению ухлопали трех человек?
— С Аглаей он сам постарался, но в общем я с тобой согласна. Но не поздно ли, Ленечка?
— Пока нет. Я подсунул Вере вместо этой разделочной досочки отличную копию картины. Есть такой замечательный копиист —Миша Рувимчик, меня с ним Валерия свела!
«Вот как, ее зовут Валерия, — поняла Лола, — имя какое-то гнусное…»
— Она раскопала где-то старую репродукцию картины, оказывается она была известна давно, еще до войны, а потом пропала…
— Не пропала, а Лопатин ее хапнул!
— Точно. И теперь нужно искать в старухиной квартире, чем я и займусь в самое ближайшее время, пока Вера не спохватилась, что ей подсунули копию. Она ведь тоже ждать не может, у "ее ребята Штабеля на хвосте, ей нужно скорее картину продавать и линять отсюда.
Маркиз остановил машину за два квартала до нужного ему дома. Была глубокая ночь, точнее, второй ее час. На улице никого не было. Маркиз тщательно запер машину и прошел два квартала, не торопясь. Вот и дом, в котором проживала покойная старуха Лопатина. Все окна на четвертом этаже были темными, балконы закрыты. Это вселяло надежду. То есть у старухи в квартире и быть никого не могло, Маркиз опасался чуткого уха и внимательного глаза соседки, той самой шустрой старушенции, которой он в прошлый раз выплатил деньги, якобы причитающиеся покойной Анне Ермолаевне Лопатиной. В данном случае есть надежда, что соседка к такому времени уже угомонилась, даже принимая во внимание старческую бессонницу.
Леня бесшумно поднялся по лестнице на четвертый этаж и оглядел площадку, на которую выходили две двери. Обе двери были почти одинаковые — старые, дубовые, двустворчатые. Леня удовлетворенно улыбнулся: на этот раз правая дверь не была опечатана, это и понятно, ведь Вера Зайценогова, племянница покойной, уже получила наследство.
Вначале Маркиз послушал у правой двери и убедился, что за ней полная тишина. Затем он перешел к двери соседки, оттуда тоже не раздавалось никаких звуков — не шумела вода, не слышались шаги, не лаяла собака.., впрочем, собаки у соседки не было, и это очень хорошо.
Мысленно помолившись, хотя он и был убежденным атеистом, Леня подошел к нужной двери и внимательно ее оглядел. Кое-что он успел рассмотреть в свой первый приход сюда, когда звонил и топтался у двери, делая вил, что он — общественное лицо. На двери было два замка, и насколько Маркиз мог судить, никакой дополнительной сигнализации.