В сопровождении руководства Генерального штаба Геге Виуэла пошел вдоль строя солдат. Сбежавшие паяцы были идеальными козлами отпущения: после того, как он измазался вместе в ними в креме, показав всем свою любовь к цирку, раскрыв свою детскую душу, свою доступность и скромность, спрятанные за маской величия, эти клоуны-предатели сожгли свой шатер, дабы переложить вину на государство, преступным образом напали на представителей вооруженных сил, убив несколько карабинеров и полицейских собак, вступили в сговор с врагом общества номер один, презренным рифмоплетом Неруньей, дали завербовать себя югославской разведке. «Тортом, в меня?.. Ну что ж, мы им покажем. Народ на моей стороне. Будем искать их на земле, в небесах и на море. Вся страна в лице этого доблестного батальона поспешит на спасение капитана, ласково прозванного его подчиненными «Попайчиком». Как один человек, они бросятся спасать храбреца, затерянного среди неприветливых, острых скал, возможно, похищенного, израненного, — честного солдата, с ремнем, затянутым до предела, чтобы не проявлять ни малейшей слабости, готового положить свою жизнь на алтарь долга, жертву всемирного коммунистического заговора, национального героя! Люди зовут его Святым Попаем… Мммм. Нет, слишком много сахара. Перебор. Если сделать его слишком популярным, он станет опасным конкурентом. Святой у нас один — Геге! Лучше так: не национальный герой, а честный солдат. Да! Вот оно: „Честь — это Родина“! Отлично!»
Пили, без единого следа макияжа на лице, в туфлях без каблука, с монашеским видом следовала вдоль строя, одаряя каждого солдата невинной улыбкой.
Оркестр грянул песенку «С цветами иду я к Марии» в ритме военного марша. Кардинал закатил глаза от удовольствия и, расщедрившись, увеличил размах своих жестов на три сантиметра. Внутренний двор резиденции главы государства, судя по фиолетовым лицам почетного караула, превратился в раскаленную сковородку. Разве тут настолько жарко? Геге незаметным движением, точно ища чего-то во внутреннем кармане, сунул руку под мышку. Все в порядке. Мерзавцы! Привыкли целыми днями штемпелевать марки — вот и не могут даже часик постоять на солнце. «Терпите, свиньи! Не пропустим ни одного!» И президент послал им улыбку. Странно: жилы на висках солдат вздулись. Не осмеливаясь глядеть ему в глаза, они двигали бровями, как будто пытались что-то сообщить. Но что? Секретарь министра экономики, имитируя тик, показывал куда-то кончиком носа. Геге посмотрел в ту сторону. Прямо у каблуков Пили блестела какая-то штучка. Проклятие! Трусики в блестках, свисая на черной шелковой ленте, тащились за ней, как комнатная собачка! А та, ничего не подозревая, с аскетическим лицом приветствовала солдат. Притворяясь, будто ему в ботинок попал камешек, Геге топнул пару раз, надеясь, что кто-нибудь из этих кретинов наступит на трусики и оборвет ленту. Министр здравоохранения сообразил первым и, делая вид, что отгоняет муху, обеими ногами прижал нескромный предмет к земле. Президентша шла вперед, так ни о чем и не догадываясь. Лента оборваться, однако, не пожелала, и на всеобщее обозрение попали пояс для чулок и даже лифчик — увы, соединявшийся с трусиками при помощи вороха кружев. Министр здравоохранения рухнул на землю животом, преследуя воображаемую муху. На этот раз Пили почувствовала, как что-то тянет сзади, обернулась, поняла, что положение безнадежно и, схватив мужа под руку, продолжила смотр войскам. «Вот так, не торопи меня впредь: нитки только приметали на скорую руку!» Кардинал просвистел: «Дельфиндил, ублюдки…» Потребовалось десять минут, чтобы министр обороны добежал до гостей, все им объяснил и вернулся к свите. Позади него лежали трусики; на подкладке их, в довершение всего, виднелось подозрительное пятно. С этого момента ход событий ускорился: зверь вырвался из рук охранников и кинулся к президентскому кортежу. Представители властей всякого рода принялись спасаться бегством, сам же президент, дрожа, крепко обнимал супругу, чтобы та не двигалась с места. Хищная тварь проглотила блестящие тряпки и одним ударом хвоста сломала пяти солдатам хребет; наконец, ее удалось укротить и водворить на место. Официальные лица как ни в чем не бывало возвратились к своим обязанностям.
— Ринтинтин, он облил меня своей спермой. Сейчас потечет по ногам.
— Не называй меня Ринтинтином при всех, дура. Или ты хочешь, чтобы я наложил прямо здесь?
Смотр продолжился. Буйный ветер с Анд, прилетев, стал играть с синей юбкой президентской жены, задрав ее до самой шеи и обнажив перед опечаленными рекрутами лобковые волосы, подстриженные в форме сердца и окрашенные в переливчатый оранжевый цвет. Солдаты печалились не зря: весь батальон был отправлен в концлагерь Писагуа со «специальным заданием» до конца президентского срока.
У журналистов отобрали пленку, пригрозив смертью в случае публикации даже легчайшего намека на прискорбное происшествие.