Попугай с семью языками

— Я заложил взрывчатку им в грузовик. Отбивные не разговаривают.

Генерал, скрывая улыбку, снял очки — протереть. У Геге мурашки пошли по коже. Да он рехнулся — спица в ботинках! Впрочем, если череп так сдавлен с боков, это, видимо, неизбежно…

— Вы уверены, что ни у кого не возникнет подозрений?

— Даже ее собственная мама поверит.

— А лицо?

— Разбито сапогами. Кровавое месиво.

— Подушечки пальцев?

— Срезаны.

— Лобок?

— Как вы приказали, его выбрили в форме сердца и выкрасили светящейся оранжевой краской.

— Мотив?

— Самоубийство. Кинулась из окна.

— Вы точно взяли ту, которую нужно?

— Обижаете, Ваше превосходительство. У меня был отличный альбом с фотографиями. Двоюродная сестра госпожи Пили, по причине сексуального отклонения, одевалась как мужчина. Опознать ее было легко.

— О боже! Как я мог забыть! Она ведь была девственницей!

— Не волнуйтесь, господин президент. Я все продумал до мелочей: прежде чем размозжить лицо, солдаты ее изнасиловали. Про одного она даже сказала: «вот это хобот».

— Почтовые открытки?

— Заставили написать пятьдесят штук.

— Прекрасная работа, генерал!

— Всегда рассчитывайте на меня, Геге Виуэла!

Вот дерьмо. Опустил «Ваше Превосходительство» и «Господин». Он-то может запросто называть его «генерал», но когда такой солдафон в ответ обращается по имени. Бррр. «Этот опасен: в два счета организует военный переворот. Остальные генералы тут же его поддержат. Мед власти притягивает стаи мух. Лучше уж дать ему то, что он просит, и назначить его министром обороны».

Сидя за рулем «кадиллака», прикрытый высоким воротником, париком, фальшивыми усами и широкополой шляпой, он не переставал сыпать проклятиями. Неосторожность Пили могла стоить ему президентства. И подумать только, что он избрал ее символом своего правления. Ее монашеский наряд был тузом в покере, который зовется «избирательной кампанией», и вот теперь ее застали врасплох, на месте преступления… Зачем было от него скрывать? Разве они не компаньоны во всех делах? Он защищал ее от репортеров бульварных газетенок и излишне честных полицейских начальников. Но, видимо, острота положения, близость опасности только распаляли ее. Кто знает, что делалось в разгоряченной голове его дражайшей супруги! Все началось с простой облавы. Тайный бордель. Когда дурно пахнущие детективы ворвались в скромное шале, то обнаружили, что клиентами были дамы, а «персоналом» — самцы. ну, то есть псы. Да! Специально выдрессированные, неопрятные, похотливые псы с красным членом и шершавым языком! Мастины, левретки, сенбернары. Двенадцать жаждущих самцов облизывали, а затем имели дам, стоящих на четвереньках. Фотовспышки просверкали больше сотни раз, когда детективы с горечью выяснили, что из четырех извращенок три были жены министров, а одна — не кто иная, как сама первая дама Республики Ее Превосходительство Пили де Виуэла. Журналисты пустились наутек, представители же властей остались под дождем, осыпаемые градом пощечин и пинков, ибо прервали президентшу накануне оргазма. Еще одна роковая ошибка! Следовало топтать камеры, а отнюдь не зады детективов. Скандал начался на первых страницах подпольных листков, а закончился восемью колонками в правительственной газете. Никакое вмешательство, даже божественное, не смогло бы прекратить бурю. Снимки с изображением Пили, сидящей верхом на немецкой овчарке, разошлись по всей стране со скоростью молнии. Миллионы копий! Катастрофа! Страна ждала, затаив дыхание: что скажет президент? Святой Геге обязан отыскать лекарство, по силе равное болезни. Он достал из кармана фальшивые часы, открыл и бросил в ноздри порцию кокаина.

В два часа ночи он вихрем ворвался во дворец, где уже сидели министры экономики, здравоохранения и просвещения, вытирая припухшие глаза. Приободренный благодаря наркотику, президент сразу перешел к делу, не тратя времени на приветствия:

— Смотрите, козлы! Ваши распутницы совместно с моей опозорили все правительство. Что ж, подтянем штаны и будем действовать не как жертвы, а как герои! Если не станете мне помогать, потеряете должность, состояние и жизнь. Я подам пример. Нам нужно нечто театральное. Средневековое судилище! Инквизиция! Здесь, перед дворцом, мы расстреляем сатанинское собачье отродье и сожжем бесстыдниц живыми. Каждый из нас, держа факел, освященный кардиналом Баратой, лично зажжет очистительное пламя. Дети есть? Приведите детей!.. Если не решитесь на все это, вот три заряженных револьвера. Пустите себе пулю в висок! Но если решитесь, то знайте, что там соберется весь город, радио- и телекорреспонденты, и что наказание станет народным праздником, а потом пройдет еще военный парад…

Министры рухнули в кресла, рыдая. Через десять минут они на все согласились и оживленно обсуждали, в чем следует присутствовать на церемонии. Кто-то предлагал смокинг, другой — францисканскую рясу. Министр здравоохранения предложил: явиться обнаженными, и пусть их хлещут плетьми священники в капюшонах.