Поповский

Сличив две статьи любимого писателя, бухгалтер из Смелы пришел в уныние. Разочарование подсказало ему шаг несколько необдуманный: он положил в кон­верт обе статьи и отправил их Симонову в Москву. В сопроводительной записке раздосадованный читатель просил объяснить, когда писатель говорил правду: тогда ли, когда называл Тито фашистской собакой, или теперь, объявляя его истинным коммунистом и героем югославского народа? Письмо было порывом оскорбленного в своих чувствах человека. Но при всем том бухгалтер был достаточно искушен, чтобы не подписывать свое письмо. Обратного адреса он также не указал. И даже более того: опустил конверт не в Смеле, а в Киеве, во время очередной командировки.

И все-таки ответ настиг его. Пол год а спустя бух­галтера вызвали в Черкассы в областное управление КГБ. Разговаривал с ним подполковник, начальник управления. Он положил на стол злополучное письмо. «Вы писали Симонову?» — «Да, письмо мое». — «За­чем вам это понадобилось?» —. «Хотел знать правду». Очевидно, подполковник из Черкасс расположился. к провинциальному любителю литературы, да и время стояло либеральное, 1958 год, так что разговор у них пошел самый что ни на есть сердечный. «Милый мой, — сказал подполковник, — умоляю вас, никогда не пишите ничего подобного. Сейчас мы за это не сажаем, но за будущее не поручусь. Езжайте-ка в свою Смелу, дорогой друг, и помалкивайте». И еще сказал добро­желательный подполковник, что был из Москвы стро­жайший приказ разыскать автора письма. На этом настаивал сам Симонов. И хоть долго пришлось ис­кать среди 50 миллионов граждан Украины, славные органы приказ выполнили и предупредили автора пись­ма по всей строгости.«Вот он каков, Константин Михайлович Симонов, — закончил свой рассказ бухгалтер из Смелы. — И вот кто его друзья. Возмутился, видите ли, что кто-то вспомнил о его нечистой совести. В другую пору меня бы за это письмо упекли по 58-й статье как миленького. Отсидел бы свою десятку...»

На этом закончился разговор в одесской гостини­це. Остановимся и мы.

Конечно, можно и сегодня мечтать, как мечтает Анатолий Гладилин, что сыщется когда-то втайне написанный Симоновым роман, в котором все будет сиять правдой и талантом. Можно, как это делает И. Шенфельд на страницах «Русской Мысли» (18 ок­тября 1979 г.), утверждать, что «Симонов... всегда разрывался между желанием быть либералом, в то же время не отступать от обязывающей линии партии». Но подлинная жизнь Константина Симонова, не­давно дописанная Временем, не оставляет места для иллюзий. Он не разрывался. Он был цельным и вполне советским человеком, идеальным советским писателем.