Попов

Все. Разговор окончен. Договариваюсь, что позвоню в понедельник, 12 января, уже из Минска, и кладу трубку. Чувствую, что это почти отказ. Не «Неману», а «Знамени», но без «Знамени» не может печатать и «Неман». Так решили Марцелев, Кузьмин и Шауро. И смешно, и грустно. Но больше все-таки грустно. В тот же день в пять вечера переступаю порог редакции «Знамени». Валентин Осипов встречает, привечает, начинает расспрашивать о разговоре с дочерью Твардовского. У меня создается впечатление, что он кое-что знает и кое о чем догадывается. «А что она сказала? Как относится к «Знамени»? Почему колеблется?» Я отвечаю неопределенно. Мол, у них, то есть у Твардовских, принято подобные дела решать сообща. Валентины Александровны сейчас нет в Москве — она отдыхает в Малеевке, — да и сама Мария Илларионовна на даче. Соберутся вместе, обсудят и тогда скажут свое слово.

— Вообще-то они ничего не имеют против «Знамени»? — опять спрашивает Осипов.

— Кажется, ничего не имеют... — Я пожимаю плечами.

Переводим разговор на журнальные дела. Я говорю, что неплохо было бы «Знамени» хоть изредка заглядывать в периферийные журналы, может быть, рецензировать что-то... Увы, эта мысль не встречает поддержки. У редакции

«Знамени» и своих забот хватает. Потом я прощаюсь и ухожу. Осипов просит звонить, держать его в курсе. Я спрашиваю, когда редакция сдает в набор четвертый номер. Оказывается, пятого февраля. Ну, говорю, до пятого февраля-то все прояснится.

И вот я в Минске. Звоню Макаенку. Тот в недоумении. И повторяет то, что говорил, когда напутствовал меня в дорогу: «Кожевников — одно, а журнал — другое!» В понедельник звоню в Москву, Твардовским. К телефону подходит

Ольга Александровна. Увы, еще ничего не решено. Мать на даче, телефонной связи с нею нет, а съездить туда не удалось — муж вернулся из командировки, — поэтому давайте отложим разговор до среды. В среду звоню снова. И снова трубку берет Ольга Александровна. На этот раз она высказывает твердое общее (всех Твардовских) мнение: «Нет! Кожевников — не тот вариант! Мы будем искать другой журнал. Думаю, это не займет слишком много времени. Позвоните в понедельник... Кстати, когда вы сдаете в набор пятый номер?» Я называю число. Ольга Александровна заверяет, что все утрясется гораздо раньше.

«Дай-то бог!» — думаю я.

3 марта 1976 г.

В «Альманахе библиофила» (выпуск второй) — статья Б. Шиперовича о Тургеневской библиотеке. Лживая насквозь. Эта ложь тем более возмущает, что сам автор, так сказать, причастен к гибели если не всей библиотеки, то, во всяком случае, доброй ее половины. Будучи начальником библиотеки Дома офицеров 65-й армии, он, Б. Шиперович, пустил значительную часть «тургеневки» на абонемент, то есть по рукам. И так книги находились в обращении вплоть до известного постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград».

Помню, газете «Знамя Победы» (редакция находилась в пяти минутах ходьбы от армейского Дома офицеров) понадобился критический материал, связанный с этим постановлением. Написать его взялся подполковник Николай Чайка. Но с автором случился конфуз: впопыхах он не разобрался и отнес к числу идейно вредных книг... дореволюционные издания К. Случевского и Миклухо-Маклая. Обе эти книги — из Тургеневской библиотеки.

После выступления газеты библиотеку Дома офицеров основательно почистили. Год спустя, когда редакция газеты «Знамя Победы» переехала в г. Лигниц, я побывал в Вальденбурге и обнаружил грустную картину. Несколько тысяч тургеневских книг были свалены как попало в большой комнате. Майор, сменивший на посту начальника библиотеки Б. Шиперовича, распахивая дверь комнаты, сказал:

— Это еще мой предшественник постарался... Если что понравится, берите, не жалко!

Именно там я взял книги с автографами В. Брюсова, Н. Пояркова, однотомник В. Баратынского с пометками, сделанными, как мне кажется, рукой Ивана Бунина... Эти книги и посейчас находятся у меня. Там же мне попались на глаза роман Б. Савинкова «То, чего не было» и книга А. Горнфельда «Муки слова», которые у меня взял почитать и все читает и читает Евг. Евтушенко.

7 марта 1976 г.

Звоню Эдуарду Николаевичу, директору библиотеки имени Ленина. Пересказываю историю «тургеневки», а заодно и содержание лживой статейки в «Альманахе библиофила». Причем говорю таким тоном, как будто мне доподлинно известны не только история, но и нынешнее местонахождение всего тургеневского книжного фонда.

И что же? Эдуард Николаевич клюнул! Несмотря на то, что разговор происходил по телефону, он стал вздыхать, страдать, жаловаться... Да, остатки «тургеневки» были перевезены в Минск, в «ленинку». Но вот беда — книги затерялись среди миллионов других... Попробуйте их изъять и собрать в одно место! Такая команда дана, однако дело это страшно трудоемкое, и до сих пор удалось отыскать и изъять лишь тысячи полторы книг.