Сейчас старший поток как раз в том возрасте, когда сексуальная озабоченность неизбежна. В нашем современном мире — самый опасный период, когда разум не у всех в состоянии справиться с бурлящими гормонами, да ещё и надежда есть, что всё обойдётся благополучно. У девок, например, что "и такую возьмут", и ведь многих в натуре берут, так что и тормоза отключены. Но у нас на дворе античный мир, а посему и девки знают, что здесь им — ни разу не тут, и недавний случай с непутёвой Тутелой — как раз в тему, и пацанва с ума не сходит, потому как в лагере все ухайдаканы до состояния нестояния, а в выходные и на каникулах — "гречанки" действующие в радиусе шагового доступа на что? Вот, как раз для того, чтобы проблем соответствующего характера ни у кого не возникало. А к концу учёбы и озабоченность у пацанвы обороты сбавит, и однокашницы подрастут, да ничем не худшие формы отрастят. А при равных прочих — и мозги у девок на месте, и образованы правильно, и круг интересов тот, и репутация, и характеры давно известны, и бытовая неприхотливость лагерным бытом привита надёжно — ага, фирма гарантирует. Ну и хрен ли тут думать, расхватывать надо! Где тут лучших-то найдёшь? Так что не о чем и девкам беспокоиться, на фигуристых "гречанок" глядя — к выпуску они им не соперницы, а сейчас — очень даже помогают поддерживать пацанву во вполне вменяемом состоянии. Не просто же так наставницы и сюда их привезли, в Лакобригу. У юнкеров по учебному плану — производственная практика, у школоты — производственные экскурсии, а до кучи и у будущих гетер тоже своего рода экскурсионный ликбез, дабы не были и среди нашего молодняка совсем уж табуретками. Уровень обязывает держать марку. Заодно на конном заводе верховой езде обучаются, и если кого здесь и надо охранять, так это их от местных мужиков, шалеющих с их штучной внешности, а не наших юнкеров друг от дружки. Зима в этот год как нарочно выдалась тёплая, прямо как в те прежние годы, а сами "гречанки" закалённые, так что одеваются на выезд по-летнему, а кое-кто и вовсе голышом рассекает, вываливая местных в нехилый осадок…
— Да едрить же твою налево! — рявкнул работяга-наставник на практикантку, — В задницу тебе этот резец загнать заподлицо и вытащить с двойным проворотом! Кремня с огнивом у тебя нет, что ли?! Из какой дыры у тебя руки выросли?! Тьфу! — тут только он спохватился, едва не дав подзатыльник, что облаивает не парня, а девку, но уже хохотали все вокруг, — Ну, это самое, ну кто ж так резец точит!
— А при чём тут кремень с огнивом, уважаемый? — поинтересовалась та, стоило только миновать опасности подзатыльника.
— При том, что ты не режешь металл, а огонь трением добываешь, дурында! Вот, смотри, резец уже аж красный — щепку можно поджечь для растопки печи.
— Ну, уже не красный…
— Правильно, уже остыл, пока мы тут с тобой языками болтаем! Ну вот кто тебя учил так резцы точить?
— А что я неправильно-то сделала?
— Смотри, где он у тебя затирает, — подсказал ей подошедший Кайсар, — Вот, бок затёртый — ты на нём угол не спустила, и он у тебя трёт — открепляй, перетачивать надо.
— Этот — уже не надо, — поправил его работяга, — Сожгла она его, теперь только перекаливать его по новой. На вот, дурында, вот этот точи, — он протянул ей запасной, — Да смотри мне, на наждаке его не сожги! Торопиться хорошо, когда вшей ловишь, а на станке — это тебе не веретеном прясть. Сильно не дави, сняла немного — в воду окуни, да углы все поаккуратнее снимай. И за искрой следи, она красной должна быть, а если она огненного цвета, значит, опять прижгла — окунай в воду почаще и снимай ещё, пока снова красной не станет. Беда с вами, шмакодявками! Вот где на вас резцов напастись, едрить твою налево!
— Чего шумишь, Авдас? — я как раз подошёл разобраться, из-за чего сыр-бор.
— Да вот, досточтимый, — и показывает мне злосчастный резец, — Ну разве ж это работа? Кто ж так инструмент точит?
— Ты забыл уже, как сам затачивал свои первые в жизни резцы? — подгребнул я его вполголоса, дабы не срамить при молодёжи.
— Ну, было дело, — и мы с ним рассмеялись, вспоминая, как я прикуривал свою сигариллу от его раскалённого трением резца, после чего сам шёл с ним к наждаку и сам показывал ему, как это делается правильно, — Но всё-таки, досточтимый, зря ты это дело с пигалицами этими затеял. Прясть, ткать, да стряпать — вот и всё, на что способна баба, ну так пускай бы они этому и учились.
— Это они со школы ещё умеют, а мне нужно, чтобы теперь и вот это умели.
— Да толку-то от них! Вот смотри, вторая только деталь, да и ту никак мы с этой дурындой не доделаем. Да без неё я уже пятую заканчивал бы!
— Ну, не пятую. Три сделал бы и работал бы над четвёртой. Но до пятой за такое время не добрался бы даже ты.
— А на спор, досточтимый? Вот клянусь молотом Гойнби!