Он подумал, что ничто в жизни, наверное, не сможет удивить его больше, чем это нагромождение невероятных совпадений. Из нескольких сотен тысяч людей, сошедшихся в бою за этот город, Сержу выпало пересечься именно с этими двумя. Даже ежу стало бы понятно, что это неспроста. Но что крылось за этой шуткой судьбы — пока было неясно.
Немец пожал плечами, заложил одну папиросу за ухо, про запас, а вторую закурил.
— Эй, — позвала девчонка, — а тебя за что сюда?
Серж нахохлился под колючей шинелью, исподлобья поглядывая на непрошенную гостью.
— За глупость.
— Дезертир, что ли?
— Сама ты… — разговаривать в таком тоне с бабушкой, хоть и с девятилетней, было слишком, и Серж умерил тон. — Зачем ты ему помогаешь? Он же фриц.
— Nicht Fritz, — ответил немец.
— Его зовут Курт, — пояснила девчонка. — Он хороший, помогал нам с мамой, консервы давал и хлеб. А когда мама все равно умерла — похоронить помогал. Я ему листовку принесла, и он пришел в плен.
— Какую листовку?
Девчонка порылась в карманах и подала Сержу бумажку, отпечатанную с двух сторон, с одной стороны по–немецки, по–итальянски и еще — Серж предположил — по–румынски — видимо, предложение о сдаче в плен. С другой — по–русски:
«Удостоверение для перехода в плен.
Предъявители сего офицеры и солдаты немецкой армии в количестве ………… чел. во главе с ………………….. убедившись в бессмысленности дальнейшего сопротивления, сложили оружие и поставили себя под защиту законов Советской России. В соответствии с приказом наркома обороны СССР Сталина N»55 и согласно законам Советской страны им обеспечиваются: теплое помещение; шестьсот граммов хлеба в день и три раза в день горячая пища; лечение раненым и больным; переписка с родными.
Настоящее удостоверение действительно не только для группы, но и для отдельного немецкого солдата и офицера.
Командование Красной Армии»
— Немцы за это, наверное, могут расстрелять? — спросил Серж.
Прочитав о еде, он почувствовал, как засосало под ложечкой. Обедать ему довелось только этим проклятым попкорном, и довольно давно.
— За это не расстреливают, — сказала девчонка, — за это вешают.
— Страшно?
— Немножко. Одного мальчишку повесили за то, что на стене написал «Сталинград не сдается!».
За дверью послышались тяжелые шаги. Курт погасил окурок и встал. Серж тоже почел за лучшее встать.
— Что, Валюха–муха, снова своего фрица балуешь? — спросили снаружи. — Ничего, недолго вражине дармовую пайку жрать. Замполит ему какое–то задание придумал.
Дверной заплот лязгнул, заскрипели ржавые петли. Вокруг фигуры вошедшего заклубились облака пыли. Он ткнул пальцем в сторону Сержа:
— Ты! Фриц, ком! На выход. Ком–ком, ерхибен.
***
В подвале было душно, сыро, накурено, и, несмотря на раскаленную буржуйку под окном, совсем нежарко.
— А, привел? — сказал комбат.
Он, отряхнув с рукавов кирпичную пыль, присел на снарядный ящик, разгладил положенную на табурет мятую тетрадь и положил рядом тонкую книжицу карманного формата. Серж видел такие в музее, это был краткий русско–немецкий военный разговорник. Приготовив карандаш, комбат приказал:
— Заги зи… э–э–э… ди… нумэр йрэс рэгиментс.
Серж покосился на сидящего рядом человека в буденовке и офицерской шинели, бинтовавшего свою раненую кисть, и сказал:
— Я по–немецки не ферштею.
Комбат поднял глаза.
— Та–ак. Это становится любопытным. А, замполит?
Замполит зубами затянул узел бинта и сказал:
— Да чего там любопытного. К стенке надо таких любопытных, без разговоров.
— Ладно, разберемся, — нахмурился комбат. — Ну что же, давай по–русски, если по–немецки не ферштеешь. Имя, фамилия, звание.
— Родин. Сергей.
— Дальше. Что из тебя, клещами каждое слово вытаскивать? Звание какое?
— Да я вообще невоеннообязанный.
— Вот как, значит?
— Да, по болезни. У меня это… пиелонефрит. Хронический.
— Чего–чего?
— Ну, почки…
— Почки–цветочки, — комбат с недоверчивой ухмылкой оглядел крепкую фигуру пленного, — об лоб можно поросят бить, а он какие–то почки выдумал.
«Почки», на самом деле, выдумала мама Сержа, когда он в первый год провалил экзамены в институт, и пришла военкоматовская повестка. «Но вряд ли, — подумал Серж, — эти люди, здесь и сейчас, проникнутся положением современной армии».
— Комсомолец? — спросил замполит.
— Нет.
— Почему?
Серж снова оказался на грани пата. Нельзя же, в самом деле, объяснить сейчас, что комсомола давно нет.
— У нас это… не было… — замямлил Серж.
— Ячейки?
— Да.
Комбат подбросил в буржуйку обломки стула, послюнявил химический карандаш, отметил что–то в тетради и спросил:
— Когда и при каких обстоятельствах перешел на сторону противника?
«Влип, точно», — подумал Серж, и ответил:
— Никуда я не переходил.
— Угу, — кивнул замполит, — а форма немецкая на тебя сама наделась.
— Так меня ваши же одели, — огрызнулся Серж, — разведчики. С убитого фрица сняли. Спросите у них. И дырка вот…
— Что за вздор? — удивился комбат. — На кой черт им понадобилось бы тебя переодевать?