В способность шестнадцатилетнего парня присмотреть за девчонкой-подростком и десятилетним мальчишкой мне вот ничуть не верилось. Ни капли и ни разу. Как бы ему самому присмотр не потребовался, а то и реанимация!
Помнила я, как попросила одного племянника приглядеть за другим.
Итог – вывих, выбитый зуб, подбитый глаз, разбитый нос… Они решили покататься на качелях, потом их не поделили, потом… Да много чего было. Так что не доверяю я детям.
Здесь шестнадцать лет – уже взрослый?
Меня вы в этом не убедите.
– Пойдемте домой, матушка.
И проглотила следующие слова: «Пока еще есть за кем приглядывать».
Тетка подхватила меня под руку и потащила к выходу, я едва успела саквояж прихватить.
Я поняла, в кого Мария такое трепло. В мамочку.
Анна Николаевна болтала всю дорогу до дома. Рот у нее не закрывался ни на минуту. Я узнала про все, про что хотела и не хотела.
Узнала, что соседи – негодяи и доверить им детей никак нельзя.
Что дети отбились от рук.
Что сама Анна Николаевна раньше швеей работала, а сейчас вот тяжко ей. И видит плохо, и руки уже не те, и заказчики какие-то кошмарные пошли, все им не так… Вот блузочку, к примеру, она сама шила…
Я лишний раз покосилась на блузочку, которая не сходилась на объемной полужидкой груди, и подумала, что заказчиков понимаю. В жизни бы не сделала заказа человеку, который так одет.
Швея – это имя, стиль и вкус. Тогда к ней пойдут. А такие чучундры… Что-то я сомневалась, что Машина мать способна сшить нормально даже детскую игрушку по выкройке.
А Анна Николаевна трещала.
Про свои переживания, про материнское сердце-вещун, про то, как у нее с утра печень болела (к несчастью, точно), про то, как она примчалась к вокзалу и уже три часа тут, на солнцепеке, и никто ничего не говорит, а они волнуются, и ей два раза плохо становилось, но никому до этого и дела нет…
Отвратительно!
Я слушала и все больше убеждалась в нехитром факте. Эта тетка не пытается срубить денег, признав меня дочкой. Нет. Она просто дура.
Она просто забыла, как выглядит ее дочь, или помнит приблизительно и потому приняла меня за Машу. Хорошо это или плохо?
Пожалуй, что и хорошо. Для меня оптимальный вариант.
Думаю, месяца два будет идти расследование. Вот их и я проживу с «мамочкой», как-нибудь потерплю. В общаге жила во времена оны и выжила. И всех, кого надо, построила. Что я, с одной дурой и тремя детьми не справлюсь?
Еще как! Не одной левой, но опыт у меня есть. Есть племянники… Были. Так что и разъясню, и построю, и наследство получу, и постараюсь сделать так, чтобы дети были обеспечены. А потом…
Замуж вышла и уехала.
Или просто уехала на заработки.
Или…
Вариантов я могу придумать много. Главное, чтобы они не вызвали никаких подозрений. Пока я полностью не освоюсь в этом мире, не разберусь со своей силой и не стану материально независимой, я буду сидеть тише мыши под веником.
Дальше посмотрим.
– Матушка, а что у нас дома есть покушать?
Анна Николаевна оборвалась на полуслове.
– Ну… хлебушек есть. Молочко. Все, наверное…
Я посмотрела удивленными глазами.
Трое детей, и только хлебушек и молочко? Не поняла юмора? Денег в доме нет? Так Маша рассказывала, что переводила неплохие суммы, что, сложно овощей накупить? Даже если на мясо не хватит, мы вот суп из овощей варили. И отлично шел! На ура!
– А чем детей на ужин кормить?
– Машенька, ты же знаешь, не люблю я готовить. И спина у меня болит.
Ёжь твою рожь!
У тебя трое детей на руках, и дома из еды ничего нет?
Ну, знаете…
– Предлагаю сейчас зайти купить что-то такое, что легко приготовить, – решила я. – Ту же рыбу, муки немного… Идем?
– Машенька…
– Матушка, – надавила я голосом. – Я не готова сидеть голодной или на молоке и хлебе. Это вредно для желудка, да и детей кормить надо. Идемте, я уже успела забыть, где тут и что продается.
Анна Николаевна посмотрела мне в глаза. Не знаю, что она там увидела, но спорить не стала.
– Обжорный рынок как бы не до темноты работает…
Почему он обжорный, я спрашивать не стала. Меня больше волновало, что там можно купить съестного. После пережитого на меня напал дикий жор.
Хлеб с молоком? Я бы не отказалась от здоровущего куска мяса, тарелки борща и на сладкое штуки три пирожных. Сегодня я заслужила.
Но…
Кормить меня собираются только баснями.
Я вам не соловей! Я существо плотоядное, я вас самих при таком раскладе раньше сожру! Где этот рынок?
Интерлюдия 4
– Как сбежала?
Игорь Никодимович Романов, глава царской тайной службы, в гневе был страшен. А сейчас у него были все основания гневаться.
После покушения на цесаревича… Император был в ярости.
А расследовать-то как? Вы понимаете, что тут сплошь сливки общества, одна аристократия….
Во-первых, не все выжили.
Во-вторых, не все целы.
В-третьих, тут деликатно надо…
Да, содействовать-то они будут, но ты поди надави на кого! Обязательно ведь зло затаят.
А еще есть такая поговорка: «врет как очевидец».
После множества деликатных допросов и расспросов выяснилось, что взорвала магическую бомбу баронесса Поликсена Семеновна Ковальская. Род древний и знатный, но захудалый.