Мне оставалось только пожать плечами. К чему, ни к чему…
За историю — спасибо, а только делать-то что дальше? Есть варианты арендовать землю у Демидовского управляющего. Рядом с одной из деревень…
Что-то мне подсказывало, что ничем хорошим это не кончится. Я — мещанка, без особых прав, надуть меня, кинуть, а то и поиметь во всех смыслах — дело чести. Ее отсутствия.
А тут…
Лощинка — и лощинка. Если можно там купить землю и что-то выращивать… плевать на ту историю! Свою напишем!
— А в скиту что-то выращивали? Бабушка не говорила? То есть прабабушка?
— Не говорила. Но должны были… наверное…
Мать ушла, а я лежала и смотрела в потолок.
Что там такое, в этой лощинке?
Что там может оказаться?
Не знаю.
Но сходить определенно надо. Посмотреть, подумать…
Серьезно, здесь я ничего выращивать не смогу. А там, может, и шансы есть?
Я махнула рукой на все размышления, усилием воли расслабила мышцы лица, и принялась мерно дышать и считать до ста. На третьем повторе упражнения меня накрыл глубокий крепкий сон.
Утром Ваня подъехал к крыльцу на небольшой телеге, запряженной флегматичной коняшкой.
— У соседа попросил, — ответил он на мой вопрос. — Сказал, дрова купить да привезти… заплачу.
Я кивнула. Правильно, ни к чему лишние разговоры, а дрова мы и на обратном пути купим.
— Зря вы это, — повторила мать.
Я молча полезла в телегу.
Зря, не зря…
А что еще делать было?
Коняшка мерно рысила по дороге, поднимая пыль. Пахло чем-то уютным и спокойным… из детства. Еще оттуда…
Поскрипывали колеса, сияло прохладное еще весеннее солнышко… я куталась в шаль.
— Ваня, расскажи, как вы тут жили? Без меня?
Парень посмотрел на меня.
— Вот так, Маш. Жили… скажешь тоже. Я копейку сшибал, где мог, Аринка от рук отбилась… ты приехала, у меня хоть надежда появилась. Петька на глазах оживает, Аришка хоть и дичится, а приглядывается. Знаешь, как паршиво бывало…
Словно кран сорвало и кипяток хлынул во все стороны.
Я слушала — и очень тянуло вернуться и медленно, со вкусом, пришибить их мамашу.
Как она сидела по два часа над блузкой, потом падала в кровать с мигренями. Как постепенно растеряла всех заказчиков.
Как Ваня носился по городу, где разносил, где подносил…
Как его били несколько раз, чудом не отбив нутро.
Как Аринка пыталась помочь и присмотреть за маленьким Петей, и как они болели, а Ваня с ума сходил от страха. Мать даже не пыталась помогать, лежала рядом и стонала, что ей плохо, она страдает и переживает. А мальчишка не знал, где достать денег, хоть баночку меда прикупить… может, горячим напоить… спасибо, соседи чем могли помогали.
Только вот старики померли в том году, а те, кто въехал… с ними мать отношения сразу испортила.
Как отравили первого их пса, потому как мать разругалась со всеми, с кем могла и не могла.
Второго — да, Карп пришиб, а первого вот…
Отравили.
И Ваня пытался выхаживать собаку, которая до последнего смотрела, и руки ему лизала, прощения просила, что оставляет…
Я не плакала.
Я тоже могла бы многое рассказать про свою жизнь, настоящую, не Машину. А ту, в которой переживаешь боль, обиду, отчаяние, стискиваешь зубы — и живешь!
Вопреки всему, назло самой жизни просто живешь. Потому что сдаться — тоже невозможно.
Когда теряешь близких людей.
Когда слышишь безжалостный приговор врача — детей у вас никогда не будет, смиритесь. Не надо было на аборты бегать…
Когда любимый человек целует тебя в щечку и уходит навсегда. А ты ему столько лет жизни отдала…
Когда…
А, рассказать можно многое. Только вот не стоило мальчишке это слышать. А потому я просто дала ему выговориться. И когда Ваня замолчал, сухо и горько всхлипывая, давясь сухими спазмами, положила руку ему на плечо.
— Я вас не брошу. Мы теперь вместе, мы справимся. Клянусь.
И словно струна прозвенела.
Бывает такое иногда.
Скажешь слово — и понимаешь, здесь и сейчас тебя услышали. Недаром, вначале было Слово. И сейчас прозвучало так же.
Я не уйду отсюда, пока все трое детей не будут пристроены. Хорошо пристроены.
А мамашу я за ноги на березе подвешу. Сволочь старая!
Это ж надо малявок до такого состояния довести?
Сука!
Вот если б не страшная история, в жизни бы ни в чем это место не заподозрила. И ехать недалеко — минут двадцать от города, и местечко уютное…
Ручей журчит, деревья стоят, кстати — не сосны, а лиственные. Березка, осинка…
Лощина…
Несколько холмов, невысоких таких, уютных… так и хочется вон на том, похожем на спящую кошку, построить симпатичный домик. Одноэтажный, деревянный, с черепичной крышей…
А все же…
И лошадь чего-то ушами прядает.
И туман стоит в распадке между холмами.
— Вань, ты привяжи ее и посиди здесь, — попросила я.
— Я с тобой пойду.
Я покачала головой.
— Не пойдешь. Ты парень, тебе сложнее будет. Одна я может, и разберусь, а если не так что пойдет? И сама пропаду, и тебя за собой утяну? А у нас мелкие…
У нас.
Уже — у нас.
Ваня нахмурился.
— А если ты…
— Если меня больше трех часов не будет… ну, до полудня, край, садись, да и поезжай в город. Я в банке распоряжение сделала, если что, ты мой наследник. Понял?
— Не хочу я этих денег.
— А мелких кормить хочешь? Цыц!