Попались и Пропали

— Так, почему мы здесь? — закрывая ладошкой его губы, повторила она вопрос.

Он посерьёзнел:

— Отец поставил то же условие, что и ты: нас не должны видеть вместе.

— Нас видели четыре человека. Те, кого видела я. А скольких не заметила?

— Это мои родичи, — пояснил он, как само собой разумеющийся факт.

И опустил её рядом с растянутым на земле шатром. Из какой-то тёмной ткани — она его не сразу-то и разглядела. Перед шатром подготовили костровище — Радо-Яр тотчас занялся разведением огня. У входа в шатёр стоял низкий столик с кувшином и несколькими блюдами. Еда на них самая простая: поджаренное мясо, деревенские лепёхи, похожие на лаваши, зелень. И, конечно же, фрукты.

— Хочу вина, — грозно предупредила барышня, что не позволит себя ущемлять в любых удовольствиях.

— Налей, — преспокойно отказался он поухаживать за дамой, продолжая возню с костром. — И мне. Себе из кувшина, что на столе. А мне из того, что под столом.

Из вредности она сначала обслужила себя — даже отхлебнула половину серебряного чеканного стаканчика. Затем достала из-под столика второй кувшин. Вытащила пробку и поморщилась:

— Ты собираешься меня целовать после этого?

— Ты против? — прямо с корточек повалился на спину назл, с удовольствием вытянувшись во весь рост.

Не на земле, а на груде толстых войлочных подстилок. Такие яраны таскают в боевые походы — и, видимо, не только туда.

— Ну, почему же? — с ласковой издёвкой промяукала Руана. — Я не против. А рот тебе можно чем-нибудь завязать.

— Ты придираешься.

— Нисколечко.

— Давай и мне того же, — усмехнувшись, ткнул он пальцем в кувшин на столе.

Она поднесла ему стаканчик. Он принял и влил в себя вино, даже не приподняв головы. Она села рядом с ним — он повернул голову и посмотрел ей в глаза:

— Ты понимаешь, что для меня это не подвернувшийся случай почесать похоть?

— Надеюсь, — процедила Руана, допивая вино.

И любуясь на протекавшую чуть ниже речонку.

— А для тебя?

Она помолчала, собираясь с мыслями — он терпеливо ждал.

— Я не могу тебе сказать, что люблю.

Он моментально нахмурился — а как иначе? Вечно эти мужики не дослушают!

— Пока не могу. Потому что любовь — это почти безоглядное самоотречение. Это великий труд сердца, — вспомнилась ей когда-то где-то прочитанная истина. — Это почти вся жизнь ради кого-то. А уж после остатки для себя.

Радо-Яр перестал хмуриться и буркнул:

— Ты права.

— Но… я уже не могу без тебя, — со вздохом выдала она и собственную правду. — Пыталась себя уговаривать, и ничего не вышло. Меня тянет к тебе. Будто кто-то чем-то опоил. И я всем сердцем не хочу этому сопротивляться.

— Иди ко мне, — попросил он, даже не коснувшись её.

И тут же с реки донеслось романтичное стрекотание лягушек, перемежаемое редким лирическим кваканьем. Ласкающая слух песня, под которую так чудесно целоваться.

Глава 21 Изыскательница

Как же славно лежать рядом с мужчиной, к которому бесконечно приятно прикасаться. Пускай он вовсе не красавец. Пускай даже грубоват. Пускай не даёт разгуляться твоим капризам — он всё равно восхитителен. Он ровно такой, каким ты воображала свой идеал.

И не врите, будто есть такие шибко умные женщины, воображение которых заточено под более высокие материи с устремлениями. Свой идеал рисуют и они — просто не бегают в поисках него, высунув язык. Ждут, когда сам явится. Главное, не проглядеть.

Как «шибко умная», Руана тоже не занималась поисками — он сам явился. И она не могла на себя нахвалиться: не проглядела! Это самый натуральный он: идеал. Ольга уже встречала такого в той жизни. Но опоздала: идеал любил другую. Зато привнёс в её жизнь страшную сумятицу с разочарованием, метаниями и прочими прелестями неразделённой любви.

Казалось бы, Радо-Яру нужна именно она. Вон его папаша даже на свадьбу намекал. Да и сама Радость Ярая вроде туда же гнёт. Что ещё надо? Живи да радуйся! Но судьба просто не может без подвохов. Так и норовит подгадить, где не ждёшь.

Теперь на пути Руаны встала иная преграда. С её точки зрения, нелепая. Но далеко не шуточная. За эти последние дни до неё со всей ясностью дошло: таары с яранами реально друг друга терпеть не могут. Даже больше: обе стороны готовятся остаться единственной в империи главенствующей силой. А противника превратить в холуёв.

И чего им спокойно не живётся? Тем же таарам — по сути, её собственному клану и отчасти кровной родне. Боятся, что заполучив для себя землю с правами феодалов, яраны захотят прикарманить всю остальную империю? Лишат тааров их богатых поместий?

Руане как-то не особо в это верилось. Если бы северяне и впрямь лелеяли подобные подлые надежды, давно бы что-то предприняли. А не тянули резину триста лет. Теперь-то они обижены — потому и готовятся вздуть тааров. В ней вот увидели угрозу их единственному стоящему преимуществу: не переходящему, как приз, месту императрицы. И в упор не слышали честных заверений Руаны о нежелании его узурпировать.

— Ты думаешь о чём-то неприятном, — поймал её на тяжёлых мыслях чуткий, как радар, назл.