Попаданка к дроу. Розовыми стеклами внутрь

Этикет не позволял мужчине-дроу говорить с женщиной до тех пор, пока она сама к нему не обратится, и Легрин молчал. И без того за вечер нарушил все мыслимые и немыслимые правила. Настало время быть предусмотрительным и осторожным. А то сорвется рыбка с крючка — и что делать?

— Знаешь, — шепнула Алони, как ему показалось, с намеком. — А мне нравятся решительные мужчины.

Решительные?

От удивления Легрин споткнулся на ровном месте.

Он не ослышался? Принцесса действительно это сказала? Решительные?

— Напористые, — продолжила она с загадочной улыбкой.

Легрин закашлялся.

— Смелые.

Он точно не спит?

Неужели правда? Ему так повезло? Принцессе нравятся мужчины с чувством собственного достоинства, а не червяки, пресмыкающиеся перед каждой юбкой?

Если ему достанется такая жена, женщина, которая видит в супруге равного и не ждет от него рабского послушания, от счастья он вознесется до самых звезд.

Надо скорее приступать к соблазнению, пока Алони свободна.

Показать ей, каким он может быть смелым и напористым? Или лучше не рисковать?

Тропинка закончилась у границы защитного купола. За ней простиралось вересковое поле.

— Куда теперь? — спросила Алони, и Легрин ответил с волнением:

— В замок? К вам в спальню?

«Мне нравятся решительные мужчины».

Он вспомнил ее слова и подумал, что можно заняться любовью прямо здесь, под звездами, как дикие, первобытные эльфы на заре времен. Порой на празднике горожане так и делали — предавались страсти прямо на берегу лунного озера, у водопада.

Так почему бы и нет?

— Я могу любить вас и здесь. Летняя трава мягкая. Место уединенное.

Взгляд у Алони после его слов изменился, но Легрин был слишком поглощен своими мыслями, чтобы это заметить. Он шагнул к ней, решительный, напористый, смелый, и попытался поцеловать, как вдруг…

— Нет!

Любимая отшатнулась.

Черты ее лица исказил гнев. Гнев, увидеть который Легрин боялся с самого начала, еще когда подошел к ней с предложением составить компанию на празднике.

Но почему нет? Она ведь сказала, что ей нравится, когда мужчина делает первый шаг. Или это была проверка? Алони проверяла, насколько он покорный? И Легрин эту проверку провалил?

Он все испортил. Почти добился цели, но в последний момент совершил чудовищную, непростительную ошибку.

Знал же — знал! — что нельзя наглеть.

— Да как… Да как ты смеешь? Да за кого ты меня принимаешь? — негодовала принцесса.

В панике Легрин попытался исправить положение. Забыв про гордость, он упал перед Алони на колени и низко опустил голову:

— Простите.

Он готов был унижаться, только бы любимая дала ему второй шанс.

Шанс. Еще один шанс.

Завтра он отправится за решетку. Завтра отвергнутая эльфийка превратит Легрина в изгоя, но сегодня-то он может получить то, ради чего рискнул свободой и репутацией?

Он осторожно поднял взгляд и увидел, что к возмущенному выражению на лице принцессы добавилось брезгливое.

— Да что же вы все в ногах у меня валяетесь? — прошептала она и быстрым шагом двинулась прочь, в сторону города, горящего огнями.

— Подождите! — он кинулся следом в надежде ее остановить. — Ваше Высочество!

Но Алони отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

Глава 17

Утро для Легрина началось с двух новостей. Хорошей и плохой. Хорошая новость состояла в том, что отвергнутая эльфийка не стала никому рассказывать о своем унижении на празднике Полной Луны и его репутация не пострадала. Плохая же привела Легрина в эту темную сырую клетку, воняющую плесенью. Спасибо Исилену и его разбитой голове.

Несмотря на все свои беды, Легрин не унывал, ибо «унывал» — слишком мягкое определение его утреннему состоянию.

Он был в отчаянии. В глубокой, страшной тоске. И очень злился на самого себя.

Зачем полез к Алони с поцелуями? Почему повелся на ее слова о любви к решительным и смелым мужчинам? Мог ведь придерживаться безопасной, проверенной веками тактики!

И что теперь?

Ждать следующего праздника? Так после вчерашнего принцесса его к себе не подпустит. В Лунновиле звание строптивого, своевольного мужчины — приговор.

Проклятие!

Он рискнул всем. И все потерял.

От бессилия Легрин зарычал в тишине пустой камеры, затем сжал в кулаках прутья старой решетки и заорал во все горло, выпуская наружу ярость и боль. Эхо подхватило крик и понесло дальше по подземелью.

Интересно, надолго его здесь заперли? Впрочем, неинтересно. Какая разница.

Вопль отчаяния, повторяемый гулким эхом, еще не стих, когда в конце коридора, где-то за пределами видимости, лязгнула металлическая дверь — вход в темницу.

Пытаясь разглядеть вошедшего или вошедших, Легрин вжался лицом в решетку и скосил взгляд. Металлические прутья сдавили щеки.

Раздался звук приближающихся шагов, а за ними голос — знакомый, ненавистный, принадлежащий его матери:

— Ты всегда был проблемным. С самого детства. Не такой, как все.

Элитри Зеленоглазая. Что она здесь забыла?

Пришла поглумиться, в который раз напомнить Легрину, что он никчемный сын, не оправдавший материнских ожиданий, что каждым своим поступком позорит древний знатный Дом Лартуров и что ей стыдно быть с ним в родстве?