Читаем Попаданец Павлик Морозов I полностью

Даже для самого красного словаНе пытаюсь притворяться я.Наша память — это суроваяНеподкупная организация.Ведет учет без пера и чернилаВсему, что случилось когда-либо.Помнит она только то, что было,А не то, что желали бы.Например, я хотела бы помнить о том,Как я в Октябре защищала ревкомС револьвером в простреленной кожанке.А я, о диван опершись локотком,Писала стихи на Остоженке.Я писала лирически-нежным пером.Я дышала спокойно и ровненько,Л вокруг, отбиваясь от юнкеров,Исходили боями Хамовники…

— Эх Вера — Верочка. Наверное и вправду твои губы пахнут, малиной, грехом и Парижем. Дуся, неси обедать!

Вечером он все же открыл донесения завербованного агента — начинающего писателя о поездке Александр Авдеенко[98].

1. Вечером колонна автобусов увозит нас на Ленинградский вокзал. К перрону подан специальный состав из мягких вагонов, сверкающих лаком, краской и зеркальными окнами. Рассаживаемся, где кто хочет.

С той минуты, как мы стали гостями чекистов, для нас начался полный коммунизм. Едим и пьем по потребностям, ни за что не платим. Копченые колбасы. Сыры. Икра. Фрукты. Шоколад. Вина. Коньяк. И это в голодный год! Разносят кушанья сами чекисты, в форме.

2. В середине дня к причалу Медвежьей Горы подошел пароход «Анохин», тот самый, на котором недавно товарищи Сталин, Ворошилов и Киров предприняли путешествие по каналу. Теперь пассажирами стали мы, писатели. Длинный басовитый гудок. Отданы швартовы. Медвежьегорские лагерники машут руками, платками, кепками.

Путешествие по водному пути начинается. Идем по Повенецкому заливу навстречу холодному ветру и свинцовым тучам.

3..и плыли мы — совесть и гордость русской земли — по вновь открытому Белбалтканалу от одного лагпункта к другому, и всюду на пристанях нас встречали оркестры из зеков и самые зеки в новеньких робах, вымытые и побритые, счастливые, застенчивые, лучезарные, и невозможно было поверить, что это и есть (и в немалом) именно пятьдесят восьмая статья .

4. Евгений Габрилович[99] обратил наше внимание на мобильный оркестр, который состоит из тридцатипятников — осужденных по 5‑й статье уркаганов. Где трудно, где угрожает прорыв, туда сразу бросают оркестр. Играет. Воодушевляет. А когда надо, оркестранты берутся за кирку и лопату.

5. Катаев[100] не только насмешничает. Всем интересуется живо. При очередной беседе с Фириным спросил:

— Скажите, Семен Григорьевич, каналоармейцы часто болели?

— Бывало. Не без того. Человек не железный.

— И умирали?

— Случалось. Все мы смертные.

— А почему мы не видели на берегах канала ни одного кладбища?

— Потому что им здесь не место.

Посуровел веселый и гостеприимный Фирин (старший майор госбезопасности) и отошел.

Задумчиво глядя вслед чекисту, Катаев сказал в обычной своей манере:

— Кажется, ваш покорный слуга сморозил глупость. Это со мной бывает. Я ведь беспартийный, не подкован, не освоил.

6. Прошли Выгозеро. Потеплело. Стягиваем с себя шерстяные свитеры, выданные чекистами несколько дней назад, складываем в кучу. Кто-то, отвечающий за них, недосчитался пяти штук. Саша Безыменский сейчас же сочинил песенку и вместе со своими товарищами из агитбригады, под аккомпанемент гитары, лихо исполнил ее. Песенка имела такой припев:

Мастера пера, пера,Возвращайте джемпера!..

7. Закончили путешествие по каналу и переселились в поезд. Дождь с ветром смыл с провисшего неба все звезды. Дохнуло глубокой осенью, хотя еще был август. Еле-еле проступают в сырой темноте лагерные огоньки Медвежьей Горы. Все дальше они, все бледнее. Прощай, Беломорско-Балтийский! Прощайте, каналоармейцы![101].

8. В общем, все было именно так, как положено, как желалось тем, кто кормил нас ночью в поезде бутербродами, и тем, кто, куда как повыше, и придумал весь этот художественный театр. И только одно обстоятельство выпирало из ритуала: на каждой из пристаней зеки, скандируя, требовали, чтобы на палубе появился Зощенко. Именно он, только он и никто другой из писателей, хотя тут, на судне, было навалом тех, кто руководил журналами и умами, кто был прославлен своим умением угадывать вкусы правительства в романах и директивных статьях. Но их имена были малоизвестны зекам, и те ревели со всех пристаней:

— Зощенко, выползай!

Но Зощенко не появлялся: он, правда, был юмористом, однако по нраву не слишком приветливым и лежал в каюте одетый в черный костюм, при галстуке, с четким пробором в волосах, как если бы собирался на встречу с любимой дамой…

Перейти на страницу:

Все книги серии Попаданец Павлик Морозов

Попаданец Павлик Морозов I
Попаданец Павлик Морозов I

Павел и Фёдор Морозовы были похоронены на кладбище Герасимовки. На могильном холме был поставлен обелиск с красной звездой, а рядом врыт крест с надписью:«1932 года 3 сентября погибши от злова человека от острого ножа два брата Морозовы — Павел Трофимович, рождённый в 1918 году, и Фёдор Трофимович».От автора:Работа над романом идет вживую, выкладываю уже написанное. Все герои, кроме ожившего Павлика, все приметы времени документальны, сверены с историческими источниками. Первые главы переполнены ссылками, в дальнейшем повествование станет динамичней.Если Крупская любила кофе «в мельхиоровом кофейнике», а официант в «Националь» говорил: «Придержите крышечку», то так и было по записям очевидцев. Это так же верно, как и то, что «Ленин приехал из Германии в запломбированном вагоне вместе с любовницей Инессой Фёдоровной Арманд» и потом они жили втроем: Володичка, Агнес и Надечка…

Владимир Исаевич Круковер

Фантастика / Альтернативная история / Попаданцы

Похожие книги