Можно вспомнить, что середине тридцатых про партмаксимум уже никто не вспоминал, зато расцвели бурным цветом привилегии партийных работников, и прежде всего верхушки ВКП (б). Первые лица государства использовали государственные квартиры и дачи, разъезжали на государственных авто, шили одежду в спецателье, получали остродефицитные товары, пользовались всеми благами цивилизации и ни за что не платили. Вообще. Все это продолжалось, вплоть до конца войны, когда крайне аскетичный в быту И.В. Сталин не решил взяться за вопрос борьбы с привилегиями всерьез.
Но все это пока не имеет отношения к повествованию о житие Романа Шереметьева в теле пионера-героя. По крайней мере ему удалось одеться модно и тепло. А то, что «маму» шокировала цена пальто в 117 рублей, так это пока. Из того, что ему попадало в уши во время перестроечного либерального разгула, Татьяна Семеновна Байдакова не слишком-то стеснялась просить у новой власти привилегии. Сжатая информация о мире с убитым Павликом Морозовым, гласила:
«В 1932-м убитая горем мать Павлика и Феди попала с нервным срывом в больницу. Вскоре ей дали квартиру в Тавде. В 1934-м — с сыновьями Алешей и Романом — отправили на экскурсию в Москву. Крупская добилась, чтобы семье выделили домик в Алупке, а Татьяне Семеновне назначили пожизненную пенсию. До последних дней она вынуждена была принимать пионеров и давать наставления: „Будьте такими, как мой Павлик — честными, справедливыми, хорошо учитесь“».
В 1979 году крымскому журналисту Михаилу Лезинскому удалось взять у нее интервью. Примечательны его воспоминания об этом разговоре:
«
Все эти воспоминания довели память Шереметьева до анекдота и он расхохотался.
Иван Грозный убил сына.
Петр Первый убил сына.
Тарас Бульба убил сына.
И только при советской власти Павлик Морозов смог отомстить за всех!
Раздражение, вызванное необходимостью продолжать жить малограмотным немым мальцом под управлением вздорной бабы, вырвалось этим истеричным смехом.
В этот момент он, как никогда, чувствовал себя настоящим аристократом. И кровь всех благородных вскипела в нем.
Но конспирацию нарушил разве только этот истеричный смех.
А потом были сборы и визит в бывшую квартиру Ленина, где до самой смерти проживала Надежда Крупская.
После смерти Ленина она вернулась в кремлевскую квартиру, и работа стала для Надежды Константиновны единственным смыслом жизни. Она сделала очень много для развития женского движения, пионерии, литературы и журналистики. Она весьма критично отзывалась о педагогике Макаренко и считала вредными для детей сказки Чуковского. Но беда её была в том, что умную, талантливую и самодостаточную Крупскую в СССР воспринимали исключительно как «жену Ленина».
В каждом человеке, как в земном шаре, два полюса: южный и северный. Так и в две личности в человеке незаурядном. В чем-то косность, неприятие, в чем-то высокость, участие.
Надежда — прирожденная аристократка, тонко чувствующая, мудрая женщина, которая титаническим трудом совершила немыслимое: 95 % тотальной неграмотности страны буквально за два десятка лет свела к 5 %. Она построила в деревнях и малых городах детские сады, школы; боролась с дремучей крестьянской косностью, суевериями, средневековыми пережитками.
Сталин боялся её, как боялся Ленина и любого интеллигентного человека, потому что в их присутствии он ощущал себя малограмотным сапожником — учеником сапожника, и ужасно боялся что его разоблачать, что мишура и жестокость, вознесшая его на трон, развеяться. Он хамил Крупской, а потом униженно извинялся. Он хамил Бухарину, а потом расстрелял его[24]. За неспешной речью и замедленными движениями он прятал собственное бескультурье и собственную никчемность. А прежде всего — параноидальный страх!