Читаем Поп полностью

В тот же день пришло еще одно радостное известие: Фрайгаузен договорился-таки с комендантом лагеря в Сырой низине: тот позволил «священнику местному, сиречь отцу Александру пасхальные службы служить, а также продуктами и вещами пленным помочь».

<p>47.</p>

Вечером отец Александр вдохновенно читал проповедь.

— Дорогие мои! — говорил он торжественно. — Приближаются два события, от которых меня охватывает сильнейшее волнение. Грядет Пасха. В ночь с субботы на воскресенье все мы с вами побредём вокруг храма крестным ходом и воспоем «Христос воскресе из мертвых...» Совершим литургию. А на другой день, благодаря стараниям нашего благодетеля Ивана Фёдоровича Фрайгаузена, состоится праздничная служба для узников лагеря военнопленных в Сырой низине. Далее, пятого апреля по старому стилю или же восемнадцатого апреля по-новому, все мы будем отмечать семисотлетний юбилей важнейшей вехи в русской истории — битвы на Чудском озере, в которой святой благоверный князь Александр Ярославич Невский победил рыцарей Тевтонского ордена. «Солнце земли Русской» — так величаем мы князя Александра в акафисте, сочинённом некогда самим святителем Макарием при содействии царя Иоанна Васильевича Грозного. Хотелось бы мне, чтобы все мы были бы хотя бы солнечными зайчиками от этого благословенного солнца! Вот недавно мне стало грустно, невесело, подумалось о детях моих — сыновьях, о которых я не имею весточки. Тогда мой приёмышек Миша, видя мою печаль, взял зеркальце и стал пускать по комнате солнечного зайчика. И на душе моей стало веселее. А представьте, если мы все станем такими зайчиками, отражающими свет Александра Невского, Солнца земли Русской, каково весело станет Господу! Ведь Господь наш не любит унылых, а любит тех, которые приветом и радостью всем сияют. Давайте же объединимся в одном важном деле — срочно соберём сами и подвигнем жителей окрестных мест собрать для военнопленных, среди которых могут быть и наши родные, наши дети, братья и отцы, одежду и еду. На сей раз властями дано клятвенное уверение в том, что всё это достанется узникам. Хорошо бы, чтоб каждому из них, томящихся в плену, досталось хотя бы по одному крашеному яичку. А узников в лагере «Сырая низина» чуть более двухсот человек.

— Про яички ты хорошо сказал, — хвалила потом матушка. — Да только едва ли соберут столько. Дай Бог, если бы по одному на двоих досталось...

Но она оказалась не права. Тысячу крашеных яиц привезли жители окрестных мест в великую субботу!

— Я возношу руки и вопию ко Господу, ликуя: дождался чудес! — прослезился от восторга отец Александр.

Много нанесли и прочей еды и вещей. Обманутые в прошлый раз, жители тем не менее снова собрали и вязаные носки, и нижнее бельё, и рубашки, и брюки, и ватники, и даже десяток пиджаков. Острее всего пленные нуждались в обуви, но с валенками и сапогами и у самих местных жителей было худо — обуви набралось всего три десятка пар.

Растроганный отец Александр расплакался, когда на субботней службе читал об Иониной тыкве. Этот отрывок из Ветхого Завета он всегда произносил со слезами в голосе, а на сей раз просто не мог сдержать рыданий... Потом оправдывался за последним великопостным обедом:

— Ведь я по фамилии Ионин. А тут Иона и тыква. Как он опечалился о тыкве, которую не растил, не поливал, не ухаживал за ней. И мне подумалось: эти люди, которые в лагере «Сырая низина», они как эта тык... тык...

Он так и не смог выговорить «тыкву», потому что снова расплакался, утираясь рукавом ветхой, но любимой домашней рясы.

<p>48.</p>

Наступила Пасха. Отец Александр совершал приготовления в храме.

— Ведут! — первой вбежала и сообщила Ева.

— Ведут! — тяжело дыша, догнала её Алевтина Андреевна. Заслышался лай многих собак. Отец Александр выбежал на улицу.

По селу вели колонну военнопленных. Вдоль колонны шли нацисты с овчарками, рвущимися со своих поводков, готовыми броситься и рвать в клочья понурых угрюмых людей, кое-как одетых и обутых, измождённых, с потухшими взорами. А со всего села бежали русские дворовые собаки и яростно облаивали этих немецких овчарок.

И вдруг отцу Александру стало жутко. Разве такие выпотрошенные, доведенные до животного состояния, смогут возрадоваться? Разве таких, истерзанных, прошедших страшные муки, проймешь словом? Горе и страдания покрыли их непроницаемым панцирем, сквозь который проникнет ли ясный луч пасхальной радости?!

Ведь и в храм гнали их сейчас принудительно, как водили ежедневно на рабский непосильный труд, от которого они болели и умирали десятками ежедневно. Единственное, что должно было утешать их — в храме тепло, никто не заставит их там ничего делать, а значит, сегодня можно будет хоть немного отдохнуть в тепле

Отец Александр застонал и поспешил в церковь — готовиться к необычной праздничной воскресной службе.

Молодой дьякон Олег, ещё в феврале присланный к батюшке, уже был там. По договорённости с начальником лагеря в храме, кроме священника и тех, кто ему прислуживает, не должны были находиться посторонние — свободные прихожане.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза