Poor men's judge

Теперь про евреев, татар и прочих мусульман. Скажу так: всего там хватает. Как и у нас, впрочем. Но представители этих народов в большинстве своем преодолели влияние когда-то свойственных им мерзких обычаев. Времена меняются, понимаете?

Крайне мало евреев в повседневной жизни руководствуются людоедскими наставлениями из 'Шулхан-Арух' и строят жизнь по заветам древних козопасов. И мусульмане давно разные. Кто-то, да, стремится в рай с гуриями и примеряет пояс шахида, но это — не подавляющее большинство.

Я думаю так: Коран не лучше Торы, Тора не лучше Библии. Многие из стоящих тут мнят себя христианами, но они же не бросают близких на поругание извращенцам, как библейские праведники, правда? И знакомые мусульмане не пытаются бить меня по пальцам и щекам, пока я не уверую — им это не надо. Для них Коран уже давно стал чем-то вроде памятника письменности, не более. Великие народы потому и Великие, что способны перерасти навязываемые им глупые и злые сказки. Так что, никаких парадоксов, друзья мои!

Глава 21

Разговор у костра.

— Интересно, как бы выглядела история 20 века, если бы ее писали не продажные шлюхи, а настоящие историки? — аккуратно передвигая крупные красные угли поближе к ведру с картошкой, поинтересовался молодой человек в аккуратно заштопанным на груди натовском камуфляже. Прежний хозяин явно так и не смог носить его аккуратно, вот и пришлось штопать.

— Ты, Костя, шлюх не обижай. В отличие от историков, дамы легкого поведения частенько незаменимы, — прогудел невидимый собеседник с другой стороны костра

— Вопрос, действительно интересный, Володя, — со вздохом согласился третий участник беседы, молодой парень в затертой 'афганке', сидящий спиной к костру. — Но я бы предпочел вспоминать про дам, так сказать. Ей-богу, намного приятнее! Вот года полтора назад был я в командировке, значит…

— Павел Иванович, но все-таки? — повторил вопрос Володя.

По ту сторону костра вздохнули и недоуменно поинтересовались:

— Ты что, не в семье рос? Историю с точки зрения обывателя детям обычно рассказывают дедушки и бабушки. — Я детдомовский, и вообще издалека — сухо ответил Володя.

— А здесь как оказался? — заинтересовался парень в вытертой афганке. — Ты об этом нам не говорил.

— Так получилось, Семен, — безразлично повел плечами Володя. — Тут девушка жила одна. Мы переписывались. Вот и приехал…

— В общем, так, Володя, — начал рассказ Павел Иванович. — Если с точки зрения обывателя, то ничего хорошего у нас давненько не происходило. То, что наши люди называли хорошими временами, на самом-то деле каждый раз оказывалось передышкой между бедами. Российская власть и люди, считавшие себя аристократами, лучшими то есть, всегда относились к народу как микроб к питательному бульону.

— Ага, — подтвердил Семен, — это вечно гадящие нам англичане могли петь чудные песни типа 'никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом'. Однако, вели они себя с властью и окружающими более или менее логично. У нас же — куда не посмотри, взгляд упирается в Зазеркалье. Вот, к примеру, одни и те же мужики. Смотришь с одной стороны, видишь суворовских чудо-богатырей. Посмотришь с другой — мишени в тире Струйского, и не более того.

— Так ничего странного, — прокомментировал Павел Иванович. — Вам же объясняли, ребята. Неужто еще раз разжевать надо? Что тогда, что сейчас — разницы в человеческой природе не наблюдается. Тогда помещик Струйский развлекал себя и гостей, стреляя по крепостным, сейчас депутат Лозинский в компании главмента, судьи и прокурора за неимением в угодьях крупного зверя, насмерть травит бомжей. Когда из ружей их, негодяев, когда собачками.

И те же самые крестьяне, попав в руки Александра Васильевича, становятся чудо-богатырями. Но чудо-богатыри больше вражеских штыков и шрапнели боятся собственного…

— Взводного? — предположили слушатели.

— Да какое там, — вздохнул Павел Иванович, — фельдфебеля! Вот тебе и чудо-богатыри. На поверку получается: то же дрессированное мясо. Только дрессированное по-другому, не только на безусловное повиновение, но и на проявление управляемой агрессии. Частичная инициация называется. Слышали?

— Да.

— Но маловато поняли, правда?

— Так ведь в голове не укладывается: с одной стороны, предки создали Империю, протянувшуюся до Тихого океана, с другой стороны, они же ничего не имели против того, что в барских имениях баб и девок загоняли на деревья и заставляли кричать 'ку-ку'. Громко так, с выражением! И тихонько молиться про себя, чтобы утиная дробь не изувечила лицо. Чтобы никто не вздумал перепутать и пальнуть картечью или пулей. И так далее…

Правильно воспитанные чудо-богатыри — не вмешивались, мечтая, чтобы их жен, сестер или дочерей всего лишь изнасиловали. Гуманно, не нанося увечий, не до смерти. Такая вот, понимаешь, избирательная храбрость выходит: только в сторону указанного начальством противника.

— А революция 17 года? — попробовал возразить Семен.