Poor men's judge

— То, что вы видели Геннадий — всего лишь иллюстрация к тому, что вы сделали на практике. Явившись с мандатом от ополчения, Вы стали в глазах местных руководителей представителем непреодолимой силы, своего рода стихийным бедствием. Возрождающейся Советской властью. Нечто подобное я только что вам демонстрировал, имитируя присоединение к авторитету вашего командира.

Ты и вправду извини, Гена, — прохрипел Виктор. И Кузовлев понял, что холодное спокойствие, отрешенность, точность в словах и интонациях, которые он с гордостью демонстрировал во время командировки — все суть данное взаймы, на время. Или вообще — результат внушения. Не его. Чужое. Стало до слез обидно.

— Отвлекись от обид и послушай, — сказал Берни. — Если бы тебе не помог Виктор, из командировки бы ты не вернулся. Понятно?

— Понятно, — в голове капитана с хрустом встали на место все части головоломки.

— Дальше слушать будешь? — чуть слышно прохрипел Виктор.

— Да.

— Давай, говори, Берни, — с облегчением произнес Вояр, и откинул голову на высокую спинку кресла.

— Вам это действительно пригодится, Геннадий, — мягко произнес Барни. — Крушение СССР уникально тем, что в этой истории главную роль сыграло предательство.

История давно управляема, но до сей поры предательство никогда не становилось фактором эвоюционного общественного процесса.

Следовало бы начать с анализа русских реалий 19 века, когда окончательно перестала существовать тайна исповеди, а доносительство — объявлено добродетелью. О милых русских традициях общения с людьми как со скотом, можно рассказывать долго, но это был всего лищь фундамент, на котором ростили поколения государственных рабов.

— А как же революция? — возразил капитан.

— Да сколько угодно! — искренне улыбнулся Берни. — Все революционеры мира либо хладнокровные негодяи и авантюристы, готовые на все ради власти и наживы, либо идеалисты со взором горящим, либо сугубые прагматики, присоединяющиеся к движению ради сведения счетов, грабежа и так далее.

Вот к примеру, Геннадий, как вы думаете, Ленин и его гоп-компания знали, скольких жизней будет стоить их приход к власти, насколько упадет уровень жизни обывателя, какие огромные территории потеряет Империя?

— Думаю, что точно знать они не могли.

— Но догадываться были обязаны, не так ли?

— Да.

— Идем дальше. За неимением времени, на предыстории останавливаться не будем. Уже в двадцатых руководство партии с ужасом поняло, что опереться на патриотизм, чувство долга, элементарную порядочность исполнителей не получается. Рука будто уходит в жидкую грязь, не находя опоры. Пар улетает в свисток. Со строек коммунизма в грандиозных объемах воруется цемент, кирпич, металл. Пролетарии не желают работать, крестьянин утаивает хлеб. Кто может, убегает из России к чертовой матери. Я не сгущаю, Геннадий. Дело усугубляется тем, что слишком многих потенциально полезных людей власть либо изгнала сама, либо репрессировала, либо позволила уехать.

— Да вроде нет, было такое.

— Ситуация отчаянная, и потому большевики прибегают к той же практике, которая завела в могилу царизм. Не получается с высокими идеалами, и черт с ними, есть и другие способы. Главнейшими инструментами управления сделались принуждение и донос.

Отметил, доносительство есть везде, оно присуще христианству всех разновидностей. В конце концов христианство и начиналось-то с доноса Иуды. Но в Стране Советов донос чуть ли не краеугольным камнем, на котором стояло государство. Донос и страх. Доносили на родных, близких, любимых. Стоит ли говорить про коллег и недоброжелателей.

— Не стоит, — отозвался Кузовлев. — Я сейчас вспомнил, у нас пионерская дружина была имени Павлика Морозова. Если немного подумать, имени твари, заложившей родного отца. Теперь понимаю, что правильно Пашу дед удавил.

— Об этом потом, ибо частность. Ладно? — спросил Берни. И, не дожидаясь ответа, добавил:

— Эти бесконечные собрания, заседания, разборы персональных дел, критика и самокритика, это ведь школа, Геннадий. Постоянно, в масштабах страны действующая школа. Только те, кто заканчивал ее на 'отлично', имели возможность делать карьеру. Понимаете?

Костлявые кулаки Геннадия медленно сжались. На костяшках проступили белые пятна мозолей.

— Суки, — выдохнул он. — Школа предателей во всесоюзном масштабе, блин.

— Примерно так, — согласился Виктор. — Старинный трюк. Коллективом легко предать и осудить что угодно и кого угодно. У нас на Руси люди предпочитают делать подлости и пакости 'всем миром'. Грех, разложенный на всех, уже не так велик. В конечном итоге, думают люди, нам ведь велело начальство. А у начальства — свое руководство. Вот уходит чувство вины в заоблачную высь, оставляя на грешной земле народ зараженный предательством. Как индивидуальным, так и коллективным. Матрешка по-русски: предательство в предательстве.

Вся деятельность советской власти по укреплению себя, одновременно ковала будущих предателей Родины. Воспитание закрепляла это морально-когнитивное уродство у будущих поколений.