Понимание

«Самым прекрасным в наших отношениях, наверное, были письма. Каждый день я получала на адрес подруги его письмо. Потом, чтобы не лгать, рассталась с мужем, хоть он и был добрым и хорошим человеком… Берем отпуска, едем к Черному морю, в феврале, когда Ялта прекрасна…

Я по наивности думала, что он будет счастлив, ведь мы вдвоем, мы на берегу моря, по вечерам будем ходить на концерты, потом сидеть где-нибудь в ресторанчике — огни, люди, а мы вдвоем… Даже одолжила у подружки красивое платье. Но мы изо дня в день сидели на лавочке у моря, которое казалось все более холодным и неприветливым. Он рассказывал о себе, жаловался на непонятость. Однажды я робко спросила: „Может быть, пойдем в чайную, может быть, выпьем чаю?“ „Зачем? — разумно ответил он. — Чай у нас есть дома. А тут могут заварить чай и взять шестьдесят копеек, даже если выпьем по стакану“.

Эти „шестьдесят копеек“ меня доконали.

Ведь ни он, ни я не нуждаемся в деньгах, и дело было не в чае, а в моем желании почувствовать себя любимой женщиной, хотения которой и даже капризы выполняются… А мимо шли женщины и несли тюльпаны. Но я ни одного от моего кавалера не получила.

И вот я решилась, купила сама себе тюльпаны, оставила ему горькую записку и укатила домой. Кончилась наша переписка, кончились иллюзии…»

Если попытаться увидеть диалогическую суть этого письма-исповеди, то она — в общении автора с любимым человеком, с самой собой и с писателем, которому она, пережив разрыв и совершив некий нравственный выбор, об этом рассказывает.

В небольшом «исповедальном письме» — три диалога! Самым волнующим и действенным, формирующим ситуацию кажется диалог с человеком, которого она полюбила, диалог в полном классическом смысле, во всех доступных человеческому общению формах, начиная с писем и кончая непосредственной беседой или емким молчанием. Но — и это самое интересное! — подлинно решающим, подлинно формирующим ситуацию является диалог с собой. «И вот я решилась…» — пишет она, решилась — на что? На утрату человека, который был ей дорог, на то, чтобы больше никогда не получать от него милых, чудных писем, решилась на одиночество?

Нет, это лишь цена, цена дорогая, но не больше, чем цена. Ею заплачено за то, чтобы не утратить в собственной душе чего-то самого ценного, без чего душа уже не душа.

Человек совершил выбор, то есть понял некую истину, возможно, истину старую как мир: «самое страшное одиночество — одиночество вдвоем». Но старые истины переживаются, как открытия, когда они не вычитаны — выстраданы. Во всех великих романах диалоги ведут к озарению, в жизни — тоже. Любая душа уникальна, и то, что озаряет ее, — тоже.

И если диалог с человеком, который казался единственным в мире, оборван на полуслове (даже попрощалась запиской), то диалог с собой не окончен, поэтому и родилось письмо-исповедь.

Верность выбора должна быть подтверждена дальнейшей судьбой, то есть то лучшее, за которое заплачена дорогая цена, развиваться должно и расти.

Если человек выбирает истинное «я» для страданий и раскаяния, этот выбор нельзя назвать удачным — ни ему, ни миру лучше не будет от того, что он решился на разрыв, чтобы уберечь лучшее в себе. Это лучшее постепенно угаснет, останутся одиночество и поздние бесплодные сожаления… Поэтому «диалог с собой» — не душеспасительная беседа, а мужественное испытание собственных душевных сил.

Когда они испытаны, когда человек понял: «иначе не могу!» — рождается потребность в исповеди-монологе.