Понять Россию. Опыт логической социологии нации

Так продолжалось вплоть до правления Александра II, когда позорное поражение России в Крымской войне вскрыло столь вопиющую несостоятельность существовавших у нас государственных порядков, что встал вопрос о коренной их переделке на основе западных технологий общественного управления. Для России жизненно необходимо было создать условия для модернизации отношений общественного воспроизводства – отказ от крепостничества, развитие местного самоуправления, судебная реформа и т. д. Хотя конечно это было еще не радикальной заменой петровской системы, а лишь начало движения к тому.

Александр II в отличие от Петра действительно хотел нас привести к европейской цивилизации. Однако трагическая гибель царя реформатора поставила крест на продолжении его начинаний. При этом стоит заметить, что смерть эта была вполне закономерна. Россия попросту отторгала затеянное Александром, как будет она отторгать и все, что будут пытаться делать после него другие реформаторы, пытающиеся вывести Россию из перманентного ступора, вызванного восточно-деспотической системной организацией.

Реальный поворот в Европу не был нужен российскому правящему классу, так как радикально изменял традиционные механизмы получения им управленческой ренты.

«Европейство» не было нужно и народу, так как он не приучен был к самоуправлению и потому не умел им пользоваться и не понимал всей его выгоды.

Как ни парадоксально, но действительно радикальные реформы Александра не нужны были и даже самим революционерам, организовавшим его убийство. Ибо и эти «защитники» народа на самом деле были одержимы не народовластием, а идеей смены элит, патронирующих над обществом.

И все же именно после Александра II и реформ Петра Столыпина, продолживших радикальное переустройство самой экономической нашей основы, Россия стала развиваться столь стремительно, что уже в начале XX века начинает догонять мировых лидеров.

Известный в начале прошлого века французский экономический обозреватель Эдмон Тэри, получивший от министра земледелия Клементаля и министра общественных работ Жозефа Тьерри задание изучить результаты российской аграрной реформы, в предисловии к своей книге «Россия в 1914 году» отмечал: «… ни один из европейских народов не имел подобных результатов, и… повышение сельскохозяйственной продукции, – достигнутое без содействия дорогостоящей иностранной рабочей силы, как это имеет место в Аргентине, Бразилии, Соединенных штатах и Канаде, – не только удовлетворяет растущие потребности населения, численность которого увеличивается каждый год на 2,27 процента, причем оно питается лучше, чем в прошлом, так как его доходы выше, но и позволило России значительно расширить экспорт»47

Шанс окончательно преодолеть проклятие восточного наследия страна получила в феврале 1917 года с приходом к власти временного правительства. Однако этот шанс не мог быть реализован в принципе, так как парламентская республика была противна самим основам нашего мироустройства, была чужда народным представлениям о государственном устройстве и неизбежно порождала анархию.

На фоне неудач в первой мировой войне это ускоряло национальную катастрофу, и мы просто не успевали дожить в новом состоянии до поражения Германии в результате действий наших союзников.

Поэтому, собственно говоря, большевистский переворот октября 1917 года был только взрывной мутацией системной организации, заложенной еще Петром I. Мутацией, которая означала завершение еще одного цикла деградации и распада российской системы управления и обеспечила ее перерождение в новых исторических условиях.

В советское время в наше общественное сознание жестко внедрялась догма, согласно которой события октября 1917 года трактовались как Великая Октябрьская социалистическая революция, утвердившая в нашей стране народовластие. В период перестройки к этой догме добавилось утверждение, что при Сталине власть была захвачена партийной бюрократией, произошло перерождение строя и установление диктатуры вождя, опиравшегося на мощный партийный и репрессивный аппарат.

Однако после окончательного разрушения монополии КПСС, в том числе и на социальную истину в последней инстанции, после того как в общественный оборот попали ранее неизвестные факты этого периода нашей истории, мы все больше стали осознавать, что в октябре 1917 года в стране был совершен именно переворот. Переворот, совершенный профессиональными революционерами, объединенными в достаточно хорошо структурированные, а главное готовые на действие, организации. Причем переворот, практически с самого начала нацеленный на то, чтобы привести к власти не народ как таковой, а его «передовую» часть, одержимую идеей вести за собой массы к светлому коммунистическому будущему.

Народ с самого начала выступал как революционная масса, а потому для приведения ее в движение требовалась особая организация профессиональных вождиков и вождей разного ранга. И эта организация неизбежно с самого начала своего существования и в силу вполне конкретных революционных обстоятельств стала строиться как военно-бюрократическая.