Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет (сборник)

По его лицу я поняла, что он отлично знает, зачем меня вызывают к секретарю, но не может мне об этом сказать. Тогда для того чтобы хоть немного успокоить себя, я спросила:

— За хорошим вызывают или нагоняй?

Александр Ермолаевич засмеялся весело и искренне, и я немного успокоилась.

Дома Алеша предположил:

— Наверное, снова в какую-нибудь делегацию за рубеж…

Разговор с секретарем горкома я запомнила очень хорошо. Сначала я отказывалась, говорила, что не справлюсь. Помню, я сказала примерно так: «Это не женское дело». Секретарь улыбнулся и шутливо ответил, что если исходить из правил грамматики, то партийная работа женского рода. Я возразила, что любая работа — женского рода…

Он снова пошутил: «Это, наверное, идет из древности, когда мужчины считали всякую работу, кроме охоты, уделом женщин».

Потом я сказала, что я никогда не была секретарем райкома. Секретарь шепотом спросил меня, умею ли я хранить секреты. Я подумала и ответила, что, наверное, умею. Тогда секретарь так же тихо сказал:

— Между нами, я секретарь горкома тоже в первый раз, — весело, чуть с хитринкой улыбнулся и добавил: — Я то же самое говорил — как же так, в первый раз. А мне ответили — что-то мы не видели, чтобы люди сразу рождались секретарями…

Потом мы долго беседовали о моей будущей работе, о нашем районе и вообще о партийной работе. Секретарь посмотрел на свои часы и сказал:

— Когда часы на руке, их не замечаешь, хотя смотришь на них по многу раз в день. А когда их нет — сразу чего-то не хватает — очень важного, нужного. Вот так и партийная работа: когда она есть — ее иногда не замечают, так, дескать, и положено. А если ее нет — сразу замечают: как же так? Почему нет?

К концу беседы в кабинет вошел первый секретарь нашего райкома Виктор Павлович. Он вопросительно посмотрел на секретаря горкома, тот улыбнулся ему:

— Сосватали!

Виктор Павлович подал мне руку и очень серьезно сказал:

— Прекрасно… Вот если выберут нас, будем работать вместе.

Рука у него большая, крепкая и теплая. И я совсем успокоилась.

А через два месяца Виктор Павлович уже работал в Центральном Комитете, а я стала первым секретарем нашего райкома.

Район у нас интересный. Вслух я об этом не говорю, неловко как-то, но иногда я думаю, что наш район в Москве самый интересный — у нас есть все, что хотите: промышленные предприятия, научно-исследовательские институты, министерства, комитеты, театры, высшие и средние учебные заведения, много школ, магазинов, столовых — всего не перечесть. Наш район носит имя старого коммуниста, великолепного, благородного человека, ученика Ленина, мужественного борца за дело рабочего класса. Кто-то из моих предшественников повесил в кабинете его портрет. Первое, что я вижу, когда вхожу утром, — обаятельную улыбку этого изумительного человека, и он словно говорит: «Доброе утро, товарищ секретарь!»

И я начинаю свой рабочий день в хорошем настроении.

Потом случается, и не редко, оно у меня портится — мне его портят другие люди, я порчу кому-то, но утро у меня всегда озарено светом лучистых, умных, добрых глаз.

Наш район! Когда-то я ходила по его улицам, пересекала его площадь и даже не думала, какой это район: Советский, Краснопресненский или Куйбышевский. Все это была для меня Москва. Просто Москва. А теперь я хожу по улицам нашего района с особым, новым для меня чувством и новыми мыслями. Бывало, я совершенно не замечала, когда из другого района попадала в наш, — Москва и все тут. А сейчас я точно знаю — вот эта улица уже наш район. И не просто улица, и не просто дома. Вот в этом сером, довольно-таки некрасивом доме, построенном в тридцатых годах, — научно-исследовательский институт, там секретарем партбюро Георгий Николаевич. У них недавно было очень важное собрание — коммунисты института решили поинтересоваться, как сотрудники, и в первую очередь члены партии, воспитывают своих детей. Ну и досталось же одному папаше — он не знал, что его сын уже второй месяц все школьные часы проводит то в кино, то в зоопарке. И неплохой паренек — всерьез увлекается зоологией…

А в этом доме трест общественного питания. Будем слушать отчет партбюро треста у нас на бюро райкома в следующем месяце… Плохо у них с работниками, большая текучесть.

Здесь министерство… Тут разговор особый, я бы сказала, щепетильный. Министерство серьезное (как будто бывают несерьезные), союзное. Министр — кандидат в члены Центрального Комитета, депутат Верховного Совета СССР. Он-то все понимает — понимает, что райком не претендует на руководство министерством, а вот партийная работа в министерстве — это наше дело. Он понимает, а некоторые его работники не понимают. Ничего, найдем общий язык… Нелегко будет, но все же найдем…