Читаем Помутнение полностью

Было и еще кое-что. Прямо перед тем как отправиться в свое добровольное изгнание, в глубине ящика стола я нашла старый футляр от помады в виде лебедя. Перламутровые перья отливали розовым. Дорогая сердцу вещица как по волшебству материализовалась у меня на ладони после долгих лет отсутствия. Я зачем-то взяла футляр с собой, а теперь нащупала в кармане, сняла крышку и вдохнула знакомый запах: цветочная пудра и что-то еще, сухое, легкое, воздушное. Ночью в дачном домике эти случайные совпадения если и не напугали меня, то встревожили: будто знакомое возвращалось в новой форме – в качестве призрака.

С ночью всегда так. Она как незнакомец в поезде, с которым вы делите одно купе. Первое время все заняты своими делами, но вдруг он задерживает на тебе остроконечный взгляд и, дождавшись ответного, затягивает сбивчивую речь. Сначала ты вежливо и тупо улыбаешься, потом начинаешь кивать и поддакивать, но стоит его подзадорить, и вот он уже готов говорить до утра. И разговоры эти нехорошие: перед одноразовыми собеседниками выворачивают все самое темное, неприятное, постыдное. Я боялась, что деревянный дом на краю леса будет пугать меня скрипами, шорохами, шепотами, но в нем стояла густая илистая тишина, и голос моего незнакомца звучал в ней все более отчетливо.

Той ночью я почти не спала. Я проваливалась в сон, как в воду, и, тут же начиная тонуть, невероятными усилиями выталкивала себя на поверхность. Это повторялось снова и снова. Вынырнув в очередной раз, я с облегчением увидела, что темнота отступила и комната блестит в прозрачном утреннем свете, как вымытая. Будильник вторил синице, которая мягко выдавала излюбленные ноты, переходя с «пик» на «чит». Я вышла во двор умыться – раковина стояла прямо на улице, – повернула кран, зарядила щетку зубной пастой. Здоровенный кузнечик перепорхнул у меня перед лицом, как птичка, и, громко шелестя крыльями, скрылся в густой траве. Я посмотрела на себя в узкое зеркало, увешанное белыми сливами: мое загорелое лицо отражалось в нем усталостью. Мне нужно было смыть с себя прошедшую ночь, и я решила искупаться.

Утро разматывалось как блестящая шелковая лента. На озере было безлюдно, и я прикинула, что в этот раз могу сходить на мыс, обычно занятый старшеклассницами в ярких купальниках и их непримечательными парнями. Мыс – выдающийся вперед песчаный клин, едва выступающий из воды. В отличие от кольца береговой линии, сокрушающейся обрывами, с мыса заходить в воду можно медленно, шаг за шагом, пока липкая прохлада не коснется груди.

Я повернула к песчаному холму, за которым прятался выступ, и увидела в воде женщину: вихрь золотистых волос взвивался над озером сияющим костерком. Обхватив шею своего мохнатого и рябого, как куропатка, пса, она подгребала к берегу. Оба, и животное и человек, были страшно довольны купанием и переговаривались, дразня и подбадривая друг друга.

– Вот, решили искупаться! – приветливо воскликнула пловчиха.

Я уже привыкла к тому, что люди здесь начинали разговор просто так, и только улыбнулась. Вода тихо плескалась, встревоженная их возней. Женщина перехватила мокрую собачью шею и бросила мне с сожалением:

– Наверное, последний раз в этом году.

Показалось, она имеет в виду погоду – по крайней мере, она говорила о прекращении купания как об известном факте. Был бы август, я бы ее поняла, но стояло начало лета и солнце висело над головой как вечное.

В небе прогудел самолет. Размашистой белой линией он прочертил от края до края леса, окружавшего озеро, и затерялся в березовых макушках. Я шла по тропке, опоясывающей песчаный холм, и все было желтое. Корни золотарника, который здесь был повсюду, выделяют особое вещество, губительное для других цветов и трав, а одно соцветие дает десятки тысяч семян, почти на сто процентов всхожих. При этом единственное животное, которое не прочь полакомиться всходами, – это овца, но она не способна справиться с популяцией желтых цветов-метелок в одиночку. Хотя маргинальные сорные травы создают людям немало проблем, они завораживают меня своей отвагой. Мне нравится думать о них как о разумной сущности, которая была выведена для служения людям (золотарником окрашивали текстиль и кожу), а потом вырвалась на свободу.

Я вообще много думала о природе, старалась запомнить названия цветов и трав, которые постоянно видела: ястребинка зонтичная похожа на одуванчик, симфиотрихум выглядит как маленькие фиолетовые астры, тысячелистник щетинистый обладает волнистыми листьями и шапками белых соцветий, которые покрывают его зеленые ветки, как морская пена. С колючеплодником проще всего: он увешан щетинистыми огурцами. Каждый день я встречала их, как старых знакомых.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии