Помутнение

С его мамой мы больше не видели друг друга до самых похорон, и если бы это была мелодрама одного из центральных телеканалов, то Анна Вадимовна обязательно пришла бы при своем обычном параде и объявила бы при всех, что я жадная гадкая мегера. Но она была ненакрашенная, растрепанная, очень жалкая, сказала: «Сашенька» – и расплакалась, обнимая меня. Я не знаю, к кому она обращалась.

* * *

Ночью я снова практически не сплю, у меня больше нет никаких сил убирать, я ползаю по квартире как улитка и беспрерывно жалею себя. Все это злит меня до невозможности. Такое впечатление, что в последнее время я совсем не имела поводов злиться, а теперь не испытываю вообще ничего, кроме злости. Я чувствую себя как капризный ребенок, который не то пропустил сон по расписанию, не то заболевает и не может выразить, что у него болит и почему ему все не так.

Мне нужно просто взять себя в руки. Я бы отдохнула, но мне решительно не от чего отдыхать – я и так не работаю. Я полдня зло читала новости в интернете, игнорировала Маринины сообщения, игнорировала сообщения Дениса, не могла заставить себя пообедать.

Потом я обнаружила, что проспала четыре часа и проснулась совершенно мокрая, как будто меня облили из ведра или уронили в одежде в реку.

Так.

У меня нет термометра. Возможно, у меня есть какие-то таблетки, но, скорее всего, не те. Сделав стратегические запасы еды, я так и не добралась до аптеки – конечно, туда не будешь ходить просто так, когда ничего не болит (и когда там есть повышенный риск встретить нездорового человека).

Так, так, так…

Я даже не понимаю, что это. Это может быть просто грипп. (Это не может быть просто грипп – я прекрасно знаю, что такое грипп, и ни с чем его не спутаю. Кажется. Я не знаю, уместна ли сейчас моя самоуверенность. Как медленно и плохо получается думать.) Я втягиваю носом воздух так долго, что перестаю соображать, есть ли у чего-нибудь запах.

Надо прекратить панику. Надо было подумать обо всем этом раньше.

Как хорошо, что нет срочной работы.

Как плохо, что некому сходить в аптеку и магазин.

Я пытаюсь сесть на диване, но из меня как будто высосали всю жизненную энергию – как и когда это могло произойти, если еще несколько часов назад я чувствовала себя всего лишь усталой и недовольной? Я приказываю себе встать. Если бы у меня были силы смеяться, я бы над этим посмеялась. Я десять минут иду в ванную, держась за стену. Там зеркало показывает мне полупрозрачное белое существо с липкой лоснящейся кожей и черными провалами вместо глаз.

Я очень хочу умыться холодной водой, но плохо чувствую ноги и боюсь наклониться, чтобы не упасть. Приходится сесть на бортик ванны и делать все очень, очень медленно: пустить воду в кране, намочить одну руку, протереть лицо.

Я повторяю себе, что болела миллион раз и что схема действий мне хорошо известна. Я профессионал. Мне просто нужно вспомнить. Просто вспомнить. Просто дойти до аптечки, понять, что она практически пуста. Вспомнить еще, как коллеги жаловались вчера, что никаких нужных лекарств не достать. Запаниковать. Выпить воды, которая тут же выходит наружу, потому что от ужаса меня скрутило пополам.

Ничего страшного, что это первый раз, когда я так сильно заболела и мне при этом некому помочь. Моя последняя температура случилась еще при жизни бабушки, и я держалась как могла, потому что ей уже становилось хуже, но само ее присутствие меня немного успокаивало.

Я знаю, что делать.

Когда это все кончится, если все это кончится, я обещаю, я клянусь, что буду все делать вовремя, я буду воспринимать себя серьезно, у меня будет самодисциплина, правда, пожалуйста, мне только нужно придумать, что мне сейчас делать.

Я сижу на полу в ванной, набираясь сил. Я не знаю, сколько проходит времени.

Телефон мигает – как хорошо, что я потащила с собой телефон, – это соседка снизу желает мне спокойной ночи.

Соседка.

Я тут же жму «перезвонить» и отсутствующим голосом пытаюсь ей что-то объяснить, прошу градусник, извиняюсь десять раз, тут же понимаю, что не смогу открыть ей дверь, извиняюсь в одиннадцатый раз. Она что-то мне говорит, но я не могу разобрать слов.

Через пять минут мне стучат в дверь, я ползу открывать, на площадке (она меня услышала, господи, она меня услышала!) уже никого нет, но есть пакет – термометр, парацетамол, полбанки меда. Глаза у меня начинают слезиться еще сильнее, я возвращаюсь в квартиру и уже с термометром под мышкой пишу:

«Спасибо огромное. Все помою, все верну».

«Александра, не выдумывай!! – пишет она. – Лечись!!!»

Следом идет молитва. Я не читаю ее, но мысленно вместо этого пытаюсь отсчитать пять минут, потому что тяжело смотреть на часы. Я так счастлива, что она не стала ждать меня на площадке, что она послушалась меня, что я не буду ответственна еще за чье-то несчастье.

38,7.

Воскресенье