Помпадуры и помпадурши

- Подьячего под хреном и рюмку водки - да живо! - по окончании игры цыркнул Гремикин клубному лакею.

Дмитрий Павлыч сконфузился и принял это на свой счет.

- Так вы говорите, Созонт Потапыч, что у вас посредники... - обратился Козелков к Праведному, чтоб рассеять овладевавшее им смущение.

- Из поджигателей-с! (57) - кротко молвил Праведный и хныкнул.

- Скажите, однако!

- Всех на одну осину! - сквозь зубы произнес Гремикин.

- Проэкзаменуем-с, - еще кротче продолжал Праведный.

- На осину - и баста! и экзаменовать нечего!

- Нет-с, зачем же-с! По форме, Яков Филиппыч, по форме-с все сделаем-с... Позовем, этак, к столу-с, и каждый свою лепту-с...

- Но скажите, пожалуйста... может быть, я... Если б вам угодно было сообщить мне ваши соображения... я мог бы...

- Нет-с, вашество, этак-то лучше-с... Вот мы их ужо позовем-с, кротким манером побеседуем-с, а потом и попросим-с...

- Но ежели они не согласятся?

Праведный опять хныкнул.

- Ну уж, об этом спросите, вашество, у Якова Филиппыча! - молвил он как-то особенно мягко.

Козелков взглянул на Гремикина и увидел, что тот уже смотрит на него во всю ширину своих воспаленных глаз.

- Мы, вашество, "доходить" не любим! - продолжал между тем Праведный, - потому что судиться, вашество, - еще не всякий дарование это имеет!

Пожалуй, вашество, еще доказательств потребуете, а какие же тут доказательства представить можно-с?

- Поверьте, почтеннейший Созонт Потапыч, что я всегда готов! - горячо вступился Козелков, - я просто по одному слову благородного человека...

- Знаем, вашество! и видим это! Это точно, что у вашества чувства самые благородные...

- Следовательно, отчего ж вам не обратиться ко мне? обратитесь с полною откровенностью, доверьтесь мне... откройтесь, наконец, передо мной! - затолковал Дмитрий Павлыч и в самом деле ощутил, что в груди его делается как будто прилив родительских чувств.

- Дожидайся! - прошипел Гремикин, но так ясно, что шип его проникнул во все углы комнаты.

- Нет-с уж, вашество, зачем вам беспокоиться! мы это сами-с... сперва один к нему подойдет, потом другой подойдет, потом третий-с... и все, знаете, в лицо-с!..

- "Поджаривать" это по-нашему называется, - отозвался из угла чей-то голос.

- Это так-с, это точно-с. Потому, он тут, вашество, словно вьюн живой на сковороде: и на один бок прыгнет, и на другой бок перевернется - и везде жарко-с!

Праведный вздохнул и умолк; прочие присутствующие тоже молчали.

Гремикин смотрел на Козелкова так пристально, что последнему сделалось совсем неловко.

- А нельзя ли, голубчик, стаканчик чайку мне? - обратился Праведный к лакею, - да жиденького мне, миленький, жиденького!

Митенька вздрогнул при звуках этого голоса; ему серьезно померещилось, что кто-то словно высасывает из него кровь. Снова водворилось молчание; только карты хляскали по столам, да по временам раздавались восклицания игроков: "пас"; "а ну, где наше не пропадало!" и т.д. или краткие разговоры вроде следующих:

- Опять-таки ты, Семен Иваныч, характера не выдержал! ведь тебе говорено было, что сдавать тебе не позволим!

- Клянусь...

- Нечего "клянусь"! Сам своими глазами видел! Король-то бубен кому следовал? мне следовал? А к кому он попал? к кому он попал?

- Да что с ним толковать! Сдавайте за него, Терентий Петрович, - да и все тут!

- Нет, брат! играть с тобой еще можно, но позволять тебе карты сдавать - ни-ни! и не проси вперед.

Или:

- Уж я, брат, ему рожу-то салил, салил, так он даже обалдел под конец!

- Неужто?

- Право! глядит, это, во все глаза и не понимает, ни где он, ни что с ним... только перевертывается!

- Ха-ха-ха!

Козелков потихоньку встал с своего места и направил шаги в бильярдную.

- Бюрократ! - пустил ему вслед Гремикин.

"Отчего они меня так называют! отчего они не хотят мне довериться!" - мучительно подумал Козелков, услышав долетевшее до него восклицание.

Но в бильярдной происходила целая история.

- Кто смеет Олимпиаду Фавстовну здесь упоминать? - гремел чей-то голос.

- Да уж это так! была бы здесь Олимпиада Фавстовна, она бы не позволила тебе рыло-то мочить! - отвечал другой, не менее решительный голос.

- Как ты смел самое имя жены моей в этом кабаке произносить? - настаивал первый голос.

- Да уж это так! часто уж очень, брат, к водке прикладываешься!

Митенька не решился проникать далее и полегоньку начал отступать к дверям. Ему даже показалось, что кто-то задушенным голосом крикнул "караул", но он решился игнорировать это обстоятельство и только спросил у швейцара, суетившегося около него с шинелью:

- Каждый день у вас так бывает?

- Кажный, вашество, день!