Помощница и её писатель (СИ)

— Не дошло, — я покачала головой, вспомнив болезненные события начала декабря. — Меня вызвала начальник отдела кадров, сказала, что Андрей пришёл к ней с ультиматумом — либо я увольняюсь сама, либо она должна всё организовать. Я вообще ничего не поняла, стала ему звонить, но он не отвечал. Кадровичка мне и посоветовала написать всё-таки заявление — мол, вы потом помиритесь и всё будет нормально, а если она сейчас начнёт компрометирующие документы делать, исправить последствия станет сложнее. Ну я её и послушалась. До сих пор не знаю, был ли у неё это такой душевный порыв или она по указанию Андрея действовала…

— Какая разница? — резонно заметил Бестужев. — Если по его указанию, то это на её совести останется, ты ни при чём. Даже хорошо, что ты не стала упорствовать. То, что Андрей договорился с руководителями других издательств, чтобы тебя не брали на работу, — это одно, такое можно и отменить. А вот запись в трудовой о каком-нибудь служебном несоответствии просто так ластиком не сотрёшь.

Я не стала уточнять, что в целом воспринимаю собственное увольнение теперь скорее позитивно. Никакой нервотрёпки, отличный график, зарплата — супер.

Может, это такой бумеранг, а? Андрей думал, что подложил мне свинью, а она оказалась копилкой. Тоже свинья, но совсем другая!

— Я к чему это всё сказала ещё… Я про вас упомянула в конце разговора, чтобы Герасимов от меня отлип.

— И правильно сделала. Пусть не расслабляется. Может, научится чему. Ну или хотя бы впредь перестанет делать подобные подлости, будет опасаться последствий. Для таких людей, как Андрей Герасимов, возможно, это единственный способ вести себя по-человечески.

Я почему-то вспомнила наш с Бестужевым старый разговор об условностях и ограничениях. Хотела даже его подколоть, сказать — мол, а вы говорили, что не нужны ограничения! — но тут из комнаты послышался голос Маши, и я поняла, что пора идти. Быстро попрощалась, пожелала доброй ночи и положила трубку.

51

Олег

Он не умел волноваться по-настоящему, как другие люди, — но всё-таки кое-какой дискомфорт порой ощущал, если предстояло что-то важное. Олег мог бы сравнить это ощущение с надеванием севшей после стирки одежды — вроде всё то же самое, но как-то неуютно, тесно и неудобно дышать.

Детей он… пожалуй, не понимал. Много шума, криков, капризов, требований — всё это раздражало Бестужева намного сильнее, чем поведение взрослых. Хотя порой взрослые за милую душу были способны переплюнуть любого ребёнка — вон хоть даже взять Андрея Герасимова. Натворил какой-то дичи только из-за того, что Нина недостаточно хорошо смотрела в рот и поклонялась ему. И ведь разгребать это всё будет кто угодно, только не он. Сама Нина, Герасимов-старший и Бестужев — вот тот триумвират участников «конфликта», которому ещё предстоит развернуться. В этом Олег был уверен.

Тогда зачем он пригласил Нину вместе с дочерью на встречу? Во-первых, без Маши Нина бы не согласилась ни за что в жизни, стремясь держать дистанцию. Во-вторых, Бестужеву и правда было интересно посмотреть на её дочь. В-третьих, он любил творческие испытания — и написать новогодний рассказ про семилетнюю девочку казалось ему неплохим вызовом. Такого Олег точно ещё не писал.

Какая из этих причин основная, Бестужев не знал — ему были важны все три. И он отлично понимал, что рискует — мало ли, вдруг не понравится этой Маше? Опыта общения с детьми Олег почти не имел. Да что там почти — совсем не имел! Не считать же опытом детей, которых мельком видишь в торговых центрах или общественном транспорте за руку с мамой?

В общем, собираясь утром на встречу с Ниной и Машей, Бестужев чувствовал себя немного не так, как обычно. Подумал — может, стоит зайти в магазин, купить девочке какой-нибудь подарок? Но потом решил, что обойдётся без взяток.

В конце концов, вряд ли общаться с семилетним ребёнком сложнее, чем с матерью Олега.

52

Нина

Признаюсь честно: я такого никогда не видела и, наверное, больше не увижу.

У людей, с которыми я общалась до Бестужева, существовала чёткая граница «взрослый — ребёнок». У некоторых даже голоса менялись, когда они разговаривали с детьми, начиналось «сюсю-мусю» и прочие телячьи нежности. Олег же вёл себя так, будто не с первоклассницей имеет дело, а со взрослой личностью. И это было настолько забавно, что я периодически, глядя на то, как Маша что-то говорит Бестужеву, а он абсолютно серьёзно это слушает и отвечает так, словно с президентом на прямой линии общается, не могла удержаться от улыбки.

Но дело было не только в этом.

У Бестужева с Машей, по-моему, случилась любовь с первого взгляда. Да-да, именно так и никак иначе! Я знаю своего ребёнка, и если дочке кто-то нравится — это написано у неё на лбу. Что же касается Олега… Ну, у него, возможно, всё не столь радикально, но тоже несомненно, потому что с подобной теплотой он ни на кого ещё не смотрел, по крайней мере, при мне. Если только на меня… и то не всегда.