Помощник. Якоб фон Гунтен. Миниатюры

— Я тоже на это надеюсь!.. Когда здоровый, цветущий мужчина делает последнюю ставку на свои идеи, про этого человека всегда идет болтовня, порочащая и принижающая его дела. Но он выше подобных подозрений. Он предприниматель и как таковой обязан рискнуть не чем-то, а всем. Риск, милостивые государи, кажется дерзким, но зачастую он выглядит хвастливо и смехотворно, ибо его единственная и непременная задача — не бояться никакого суда. Что риску делать на чердаке, в лаборатории, и в тетради, на чертежном столе? Он там рождается, однако ж если он не выйдет оттуда, где родился, то останется пустой сладострастной игрой воображения. Его место — в миру, среди яркого света. Он должен себя показать, должен одержать верх над опасностью, что его сочтут смехотворным или бесполезным, или эта опасность его уничтожит. Что проку для мира от умных голов, коли они влачат свои дни в уединении; что проку от изобретений самих по себе? Изобретение — это труд, а не риск. Голая мысль мирозданье не поколеблет. Идеи должны претворяться в жизнь, мысли жаждут воплощения. А для этого нужен дерзкий и бесстрашный человек, здоровое и мощное плечо, твердая и верная рука, и ноги, которые, раз обретя под собою почву, так скоро эту почву не оставят. И сердце, способное выдержать все бури, — словом, мужественная душа. Никто не говорит, что этот человек чувствует себя счастливым, когда его начинания венчает хмельной и шумный успех; он не стремится к личной власти, у него просто нет выбора: достигни успеха или погибай. Не он сам, его идея жаждет чего-то достигнуть, и жаждет она — достигнуть всего. Идея или гибнет, или побеждает. Больше мне сказать нечего.

В ответ на эту довольно романтическую речь спокойные хитрованы бэренсвильцы растянули сжатые губы в принужденной улыбке. Г-жа Тоблер до крайности перепугалась. Соседка-барышня как бы олицетворила собой всю навострившую уши округу — раскрыв рот, она целиком обратилась в слух. Старая дама не поняла ни слова. Йозеф разделял чувства своей хозяйки и вместе с нею обрадовался, когда Тоблер опять сел и залпом осушил бокал нойенбургского.

Речь опьянила его едва ли не больше, чем вино. Скоро, однако, все опять смеялись. На миг залетевшее в грот серьезное настроение вновь развеялось. Общество решило сыграть в ясс. Глаза Тоблера вновь блестели так же лихорадочно, как в ту летнюю ночь, когда в небо умчались десятки ракет. «Н-да, он, как никто, прямо создан для всякого рода празднеств», — подумал Йозеф.

Наутро в прудике плавало несколько пробок, а рядом качались на воде желтые, сорванные вчерашней непогодой листья. Моросил дождь. Вся усадьба выглядела печальной и заброшенной. Йозеф стоял в саду: боже, ну и вид! Но он не поддался настроению, которое грозило завладеть им, и приказал мыслям вернуться в буднично-практическое русло.

Дел в смысле положительном и выгодном становилось все меньше. Основная работа сводилась исключительно к тому, чтобы отражать атаки заимодавцев, которые напирали теперь со всех сторон, причем все более резко, и оттягивать сроки, когда надо было выкладывать наличные: деньги, деньги — их надо было изыскивать всеми возможными путями и способами, но таких способов и путей было ничтожно мало, да и эти немногие были чрезвычайно сомнительны и ненадежны. Один из этих еще открытых способов добывания денег заключался в пошлом, постыдном и негласном выпрашивании в долг у частных лиц. Скажем, встретив в какой-нибудь поездке родственника или знакомого, Тоблер либо сообщал ему неприкрытую мрачную правду, либо выдумывал некое временное затруднение и таким образом выманивал тут и там небольшие денежные суммы. Потом эти деньги уходили, как правило, на личные или хозяйственные нужды.

В принципе Йозефу полагалось отрабатывать свои часы в конторе, но, по правде говоря, там почти не было уже практических дел, способствующих продвижению вперед, и, по сути, надо было просто отсиживать положенное время. Однажды утром помощник отправился на почту, а дверь конторы запереть забыл. По возвращении его ждала взбучка: Тоблер резко сказал, что отсутствие денег еще не причина для того, чтоб разводить полнейший хаос. Он этого не потерпит. Пусть в конторе не украсть наличных денег, но любой — хотя бы посыльный или еще кто — может незамеченным войти в незапертую дверь и перерыть все книги и документы.

Йозеф ответил, что это, наверное, Паулина оставила дверь нараспашку. С ним такого не бывает, он строго следит за порядком.

Как раз Паулина, взорвался Тоблер, и пожаловалась на то, что Йозеф с удивительным бесстыдством норовит теперь свалить на нее. Он вообще все всегда сваливает на Паулину.

С какой стати ей на него жаловаться, болтунье этой, начал было пойманный с поличным. Хозяин велел ему замолчать.