Помор

Ван словно дожидался, когда мексиканцы развернут коней, чтобы, не дай бог, животных не подранить, и сделал четыре быстрых выстрела. Никому не причинив смерти, манза добился желаемого — из полупустых фляжек мексиканцев струйками забрызгала вода, утекая безвозвратно.

Ругаясь последними словами, нападающие отступили — державшие оборону подгоняли их меткими выстрелами, убив ещё одного и ранив троих.

— Их осталось восемь человек! — доложил Коломин, не поднимая головы. — По двое на каждого!

— Если они дождутся темноты… — медленно проговорил Чуга.

— А смогут ли? — перебил его Савва. — Они догнали нас, потому как скакали без отдыха, почти загнав коней. И воды у них нет!

— Ван! — окликнул китайца помор. — Сколько ты фляг пробил?

— Пять или сесть! Две или тли осталось.

— Отличненько… Стало быть, подерутся за воду-то.

Мексиканцы засели за камнями, валявшимися на «берегу» арройо, сухого русла ручья, в низинке. Если хорошенько поработать, можно докопаться до сырого песка. Наберёшься терпения — и на дне ямы наберётся со стакан мутной воды…

Терпения, однако, не хватило. До Фёдора донёсся взрыв проклятий и сухой звук выстрела, после чего двое всадников — с целыми флягами! — потрусили назад, на юг, часто оборачиваясь и грозя стволами «товарищам».

— Если повезёт, — проговорил Коломин, — доберутся до Тотемных холмов, а если нет…

Чуга посмотрел в желтовато-медное небо, где кружил гриф-стервятник. Если нет, пернатому достанется конина и человечина на обед.

Добрый час не было заметно никакого движения, лишь однажды тоскливо заржал конь. А потом над вывалом камней замелькала тряпка, имевшая отношение к белому.

— Не стрелять! — скомандовал помор, испытывая облегчение. Любой мир лучше войны.

Тощий мексиканец, спотыкаясь и брякая шпорами, подошёл поближе и сказал:

— Мы предлагаем вам сдаться. Хефе гарантирует всем вам жизнь!

— А вот мы вам не гарантируем, — усмехнулся Фёдор. — Передай своему хефе следующее: вы сможете напиться и убраться отсюда живыми, если сдадите всё свое оружие и патроны. Тогда мы уйдём — и пейте, хоть залейтесь!

Иллюстрируя сказанное, Чуга приложился к фляге, сделал три больших глотка и сказал по-испански, отпыхиваясь:

— Никогда бы не поверил, что в пустыне можно испить холодненькой…

Переговорщик судорожно сглотнул, повернулся и побрёл обратно.

Начало темнеть, небо расцветилось в багрец и золото. Дальние горы потемнели, окрашиваясь в тёмно-розовый оттенок, исполосованный глубоким малиновым огнём. Уве-Йорген разжёг костры на холмах. Их оранжевый свет протягивался в пески, выхватывая одинокие кактусы и гоняя тени.

— Идут!

Фёдор, притомившийся ждать, выглянул в «бойницу». Давешний худой брёл по пустыне, ведя за собою коня. Бедная животина еле ступала. Казалось, толкни её — и упадёт.

— Я привёз винтовки и револьверы, — подал голос переговорщик, — и патроны…

— Проходи.

Лошадь взобралась на пригорок, дрожа от слабости, и тут почуяла воду. Тихонько заржав, она вырвала поводья и поспешила к пруду. Коломин пошагал следом.

— Шесть винтовок, — деловито сообщил он, освобождая коня от вьюка, — уже вижу… Так, револьверы… Семь, восемь, девять штук. Патроны…

— Патроны забираем и уходим, — решил Чуга. — И парочку «кольтов». У-Йот, фляги полны?

— Тоферху… Доверху.

— Седлайте коней!

…Когда на небе вспыхнули первые звёзды, четверо беглецов покинули маленький оазис, держа к границе Соединённых Штатов.

Глава 21 ЗАПАДНЕЕ ПЕКОСА ЗАКОНА НЕТ [172]

Фёдор направил коня в мелкую Рио-Гранде. Гнедой, уже вдоволь напившись, весело шлёпал копытами. Казалось, ему нравилось брызгаться.

Склонившись с седла, помор зачерпнул ладонью воды и отёр лицо, смывая белую пыль Чихуахуа, корочкой налипшую на потную кожу и неприятно её стягивавшую. Господи, какое же это счастье — вода!

Выбравшись на американский берег, он огляделся.

Пустыня подступала к самой реке, легко «форсируя» её и наступая на земли Техаса. И только горы Чисос вставали на её пути, обороняя Биг-Бенд — Большую Излучину. Но Чихуахуа не сдавалась, насылая ветра и пылевые бури, — век за веком песок точил скалы, сдирая с них крупинку за крупинкой.

— Ну вот и добрались, — с блаженной улыбкой сказал Коломин.

Его конь стоял по брюхо в воде, но на берег не спешил — пил да фыркал от своего лошадиного счастья.

— Ещё не добрались, — хмыкнул помор.

— Ну почти что дома!

— То-то и оно, что почти… Дорогу-то показывайте!

— А вона по берегу и двинем. Возьмём маленько к востоку — и на север. Выйдем к Пекосу[173] где-то в районе «конской переправы», Хорсхед-кроссинг называется. И вдоль по реченьке!

Фёдор выехал к скалистому хребту, изрезанному расщелинами и водостоками, отмеченными мелким белым песком и редкими засохшими агавами. По всей долине забытыми ребристыми колоннами торчали гигантские кактусы сагуаро, кое-где достигая высоты четырёхэтажного дома. Если такой колючий ствол рухнет, то запросто раздавит пару лошадей, весу в нём хватит…[174]