– Был в свое время. Теперь уже и не вспомню, когда в последний раз брал в руки ракетку. – Обри провел пальцем по сетке и замолчал. Молчал он долго, а когда снова заговорил, голос его звучал уныло и глухо: – Забавно, какие фортели проделывает с возрастом память…
Он обернулся и посмотрел на Макса.
– Надеюсь, вы не сочиняете книгу о нашей семье?
– Нет. Я погрузился в историю семьи, когда узнал о гибели Руперта в битве за Арнем. Понимаете, я сам служил в армии, и мне стало любопытно.
– Не сдавайтесь, Макс, – внезапно перебил его Обри. – Жизнь коротка и дается нам только раз. Я сдался, смирился с потерей любимого для меня человека и потом всю жизнь горько в этом раскаивался. Ненавижу групповой портрет в гостиной. Он напоминает мне о том, что я потерял, о том, что у меня была возможность все изменить, но я ею не воспользовался. Если вы твердо решили порвать с вашей любимой – рвите без жалости. Рвите и идите без оглядки вперед, не позволяя прошлому отравить вам жизнь в настоящем.
Макс, потрясенный такой откровенностью, совершенно неожиданной от незнакомого человека, в немом обожании уставился на Обри. На ум ему вновь пришли слова Робин: «В противном случае наша жизнь показалась бы мне ужасно печальной: встречаться с людьми в первый и последний раз так безотрадно». Неужели они с Обри встречались в прошлых своих воплощениях и их души интуитивно признали друг друга?
– Вы чем-то напоминаете Руперта. – Губы Обри, перестав нервно дергаться, изогнулись в тонкой улыбке. – Оба предпочитаете «лейку». Удивительно, в каких немыслимых сочетаниях проявляются гены в последующих поколениях. Не откажетесь пройтись со мной до фермы? Мне не очень хочется возвращаться к Берте. Она назойливее комара.
Обри направился к утопающему в траве крокетному полю.
– Мне ее обратно в Лондон везти, – улыбнулся Макс, двинувшись за ним.
– Матерь Божья! Завидую вашему терпению!
– Все бы ничего, если бы она не курила.
– Вы не поверите, но в молодости нам внушали, что курение полезно для здоровья. А вы не хотите отправить Берту назад поездом?
– Увы, нет. Я обещал отвезти ее на машине, а я держу слово.
– Ах да, слово офицера и джентльмена, – засмеялся Обри. – Тогда у вас один выход – перенести невзгоды с гордо поднятой головой.
– И выслушивая ее бесконечные панегирики нашей семье, – подхватил Макс. – По-моему, она никогда не допишет книгу.
Обри недоуменно вскинул бровь, и Макс пояснил свою мысль:
– Мне кажется, она использует книгу как предлог, чтобы общаться с вами при каждом удобном и неудобном случае.
– Вероятно, вы правы. Все мы тем или иным способом боремся с одиночеством.
– А какой способ избрали вы, Обри?
– Пока – никакой, но, думаю, начну с того, что приведу в порядок теннисный корт и отполирую старые спортивные трофеи. – Обри улыбнулся. – Не желаете на них взглянуть?
Глава двадцать пятая
Робин не позвонила. Макса глубоко задело ее пренебрежение, однако беседа с Обри смягчила обиду: в самом деле, глупо позволять прошлому калечить жизнь в настоящем. Достаточно взглянуть на согбенного неудачами Обри, чтобы постичь эту нехитрую истину. Взяв в спальне с комода серебристую рамку с фотографией Робин, Макс убрал ее в буфет. Хватит унывать. С безответной любовью покончено. Надо двигаться дальше.
Прошло несколько месяцев. Макс вдохновенно работал, находя в работе спасение от бед. С девушкой он расстался и, свободный как ветер, флиртовал со всеми подряд. От желающих переспать с ним отбоя не было, но ни одной красотке не удавалось приворожить его надолго. Максу нравилось жить в Сомерсете. Он обзавелся внушительной группой друзей и подумывал о покупке дома. Пора было где-то укореняться. Робин и Руперта Даша он выкинул из головы. Вероятно, он поставил бы жирную точку и в своих исследованиях, если бы Дафна не прочистила ему мозги, напомнив о возложенной на него миссии.