Прибыв на свою смену, которая начинается перед ланчем, я ловлю Дева. Он собирается ехать за новой мебелью. Как мне сказали, Лукас появится во второй половине дня, что вполне меня устраивает.
– Боюсь, придется предупредить, что я увольняюсь. Мне нужно отработать неделю за первые шесть месяцев?
Он потрясенно смотрит на меня.
– Для таких драгоценных работников, как ты, этот срок зависит только от твоего желания. Да бог с ним. Куда ты уходишь? Какой подлый ублюдок переманил тебя?
– На самом деле в никуда. Я скопила немного наличных и собираюсь обдумать свои перспективы. Не могу же я вечно наливать пинты, – отвечаю я со слабой улыбкой. Я действительно накопила денег. В «Уикер» платят фантастически хорошо, и меня осыпали бонусами. К тому же я была так занята, что почти ничего не истратила. Мне в самом деле не следовало бы уходить отсюда.
Но я не могу остаться.
Девлин опечален.
– О нет… Ты же стала почти членом семьи. Может быть, обсудим? Скажи, могу я предложить тебе что-нибудь, чтобы заставить остаться? Или ты твердо решила? Знаешь, Мо иногда хочет, чтобы я сам угадал ответ.
Я смеюсь:
– Честное слово, никаких игр разума. Все действительно так.
Это не совсем правда, но я не собираюсь просвещать Дева.
Конечно, Лукас скоро узнает. Но когда он наконец прибывает в пятом часу, он уже в курсе. Наверное, Дев послал ему сообщение. С того места, где я стою, мне видно, что у них еще не было возможности обменяться парой слов.
Когда Лукас появляется, он пристально смотрит на меня, затем молча удаляется. В то время как Китти довольно непринужденно обслуживает посетителей в баре, Лукас кричит мне из кухни.
– Ты можешь подсказать, где лаймы? – спрашивает он, придерживая ногой дверь.
– Разве они не на верхней полке холодильника, как обычно?
Он не отвечает, и, собравшись с духом, я захожу на кухню. Он закрывает дверь с резким щелчком и встает спиной к ней.
– Ты увольняешься?
– Да.
– Почему?
Я избегаю его взгляда и поэтому не знаю, пытается ли он заглянуть мне в глаза.
– Я сделаю перерыв. У меня есть немного денег, которые я…
– Да, я знаю то, что ты сказала Деву. Ты уходишь в никуда. Но почему ты на самом деле уходишь?
Я пожимаю плечами, водя носком туфли по краю линолеума.
– Как ты сказал, тебе не нужны осложнения с теми, с кем ты работаешь.
– У нас нет никаких осложнений. Мы ничего не усложнили.
Ну да.
– Ты считаешь, у нас нет проблем? После того что ты мне сказал? – спрашиваю я.
Лукас явно растерялся, он испуганно смотрит на меня. Мы поменялись ролями: теперь он хочет от меня того, что я не желаю дать. Это слабое утешение, но все-таки утешение.
– Я же сказал, что ворошить прошлое – это плохая идея. Но ты хотела знать.
– Хотела. И теперь, когда все сказано, ничего не изменишь.
– Значит, я наказан за то, что сказал тебе то, что ты хотела знать, а тебе не понравилось сказанное?
– Ты наказан? Ха. Уверена, ты сможешь найти замену, выбирая
– Но я этого не хочу!
– Я не могу остаться, – говорю я просто.
– Я не… – Лукас прикладывает руку к затылку, его тело напряжено. Я вижу, что он пытается определить, поможет ли правда или станет еще хуже.
– Разве так уж удивительно, что я испытывал подобные чувства? Единственное, что я сказал, – это то, что случившееся расстроило меня. Я имею в виду, в то время. Теперь мне кажется, будто это случилось с кем-то другим.
Мне хочется продолжить тему, объяснить, что это нелогично: одновременно быть безразличным и питать ко мне антипатию. Но моя воля – единственное, что сейчас не дает мне сломаться. А если он еще что-нибудь скажет, я могу не выдержать. Я делаю глубокий вдох.
– Но это еще не все. Ты заклеймил меня как бесстыдную потаскушку. – Я намеренно произношу это с нажимом, и он не смотрит мне в глаза.
– Неправда! – возражает Лукас, краснея. – О господи, мы же были детьми. Честно говоря, кому до этого есть дело?
– Очевидно, тебе.
Лукас сглатывает:
– Прости, если я тебя оскорбил или неверно истолковал что-то. Мне казалось, что мы уже проходили по тому пути и не нужно туда возвращаться.
– Я хотел сказать: мне хочется остаться друзьями, давай не будем все портить.
– А еще мне не нравится, что ты притворялся, будто не помнишь меня. Все эти игры. Мы могли бы все выяснить с самого начала.
– И что, мы бы щебетали о прошлом?
Он нарочно произнес мое уменьшительное имя? Нет, как бы я ни ненавидела его, я подозреваю, что он назвал меня так не нарочно. Вот почему он не хотел обсуждать прошлое: оно делает его уязвимым. И тогда он забывается.